До первого моего отрезвляющего пинка под зад. Никакого характера! И я до сих пор не уверена, исцелился ли он от патологической зависти от этой женщины.
Она откинула мокрую прядь с лица и сделала решительный шаг вперед:
— Я уже сдала свою квартиру и переезжаю сюда.
— С какой такой стати? — моему возмущению не было предела. — Ты не имеешь к этой квартире никакого отношения!
Сделав отчаянный рывок и навалившись на меня всем корпусом, она пробралась в коридор. Я вцепилась в ее пакет, желая вырвать из рук и вышвырнуть. Сжав челюсти, Ольга не спешила ослаблять хватку:
— Ты думаешь, я оставлю своего ребенка с вашей дебильной семейкой?
— Ребенка?! — Я отпустила пакет, отчего та подалась назад и осела прямо в коридоре, навалившись на свои котомки. — Да тебе пятнадцать лет было плевать на этого ребенка!
Пытаясь встать, она задыхалась от волнения, чертыхалась и снова падала. Наконец, отпустив сумки, она вскочила, отряхнулась и подошла ко мне:
— Твой братец оказался полоумным извращенцем, который исполосовал совсем молоденькую девчонку! — Её лицо перекосило от злобы. — Оставил ее в луже крови и еще умудрился там наследить! Спалился по полной! Что за идиот! Это у вас семейное. Теперь на моей дочери всю жизнь будет висеть ярлык дочери убийцы.
Она сплюнула на пол и закричала:
— Я всегда подозревала, что с ним что-то не то! Молчит вечно, смотрит, не слышит никого вокруг. Какая нормальная баба его станет терпеть?! Никто такому не дает, вот и спрыгнул с ума. Маньяк! О, я всегда знала, всегда! У меня чуйка на таких подонков, как же я его ненавижу.
Я не сдержалась и с размаху влепила ей пощечину. От резкого шлепка её голова отлетела назад, руки резко взлетели вверх и так же быстро опустились. На щеке мгновенно расплылось алое пятно с разводами от пальцев.
— Ты пожалеешь, — прошипела она и закрыла лицо руками.
Мои ноги стали ватными, пальцы побелели от напряжения:
— Никогда не говори так при мне. Иначе я задушу тебя прямо здесь, своими собственными руками.
Мои ладони сжались в кулаки. Я видела ее словно в тумане: испуганные глаза, полные ненависти, всклокоченные волосы, опухшая щека. Она подтянула к себе стул и села:
— Саша, давай по-хорошему. Мне некуда идти, поэтому я остаюсь здесь. — Ольга сжала пальцами виски и прищурила глаза. — Твой брат по уши влип, и если я захочу, в три секунды получу опеку над Ксенией. Он — главный подозреваемый. Ты хочешь, чтобы я ее забрала и увезла отсюда? Я могу.
В уголках ее губ играла ухмылка. Несколько минут мы сидели неподвижно. Меня знобило. Пришлось опереться на стену, чтобы не упасть:
— Зачем тебе Ксюша? Ты никогда не была для нее хорошей матерью.
— Не нужно учить меня морали. — Ольга скинула на пол грязные туфли и закинула ногу на ногу. Достав из сумки сигарету, она потянулась к зажигалке.
— Ты не будешь курить в квартире моего брата.
— Твоего брата сейчас здесь нет, возможно, он никогда не вернется сюда. Как знать. Как знать…
Я сверлила глазами ее лицо. Захотелось щелкнуть мерзкой гадине по лбу чем-то тяжелым.
Самодовольно облизнув губы, она покрутила между пальцев папиросу и улыбнулась. Шелковое платье прилипло к ее телу и бесстыдно просвечивало, открывая взору полное отсутствие белья. Лениво поправив мокрый подол, Ольга поднесла к губам сигарету и вставила меж пухлых накрашенных губ.
Совершенно испорчена. Бесчувственная тварь, она пришла сюда ради квартиры и всего, что может остаться Ксюше, если Арсения не станет. Я совершенно не знала, как мне следует поступить. Мной овладела паника.
— Он вернется. Обязательно вернется, — вздохнула я. — И тогда ты полетишь отсюда вниз по лестнице вместе со своими шмотками.
— Посмотрим, — ее глаза горели. — Но пока я здесь. Со своим ребенком. В своей квартире. По полному праву. Всё очень логично. А вот что ты здесь делаешь, я не пойму. Похоже, мне следует заявить куда следует, что ты приходила без приглашения, угрожала и размахивала руками. Нанесла мне побои…
Она осторожно дотронулась до своей щеки и наигранно покачала головой.
— Я буду приходить сюда, когда захочу, — спокойно сказала я, не отрывая глаз, — а ты… Тебе придется оглядываться каждый раз, когда ты будешь идти по темным переулкам, если вдруг мне будет ограничен доступ к моей племяннице. Если с ее щеки упадет хоть одна слезинка. Ты пожалеешь.
Я взяла с крючка свою сумку и перекинула через плечо:
— Что еще ты знаешь о том, что произошло с той девушкой?
— С какой стати я должна делиться информацией с подозреваемыми? — рассмеялась она.
— Тебя же волнует репутация твоего бывшего мужа. Переживаешь за это?
— Вообще-то не особо, — хмыкнула она.
— Ясно. И всё же… Где это произошло?
— Ммм… — Она посмотрела на кончик сигареты и закатила глаза.
— Скажи, и я уйду, оставив тебя в покое.
— Да мне всё равно! Мне недолго осталось терпеть ваше серое скучное семейство и эту убогую лачугу. Красной Армии, 29. Двадцать девять. Запомнила или произнести по буквам? Там он прикончил эту девку.
Я кивнула.
— Теперь убирайся. — К ней вернулась обычная уверенность и решительность. Она облокотилась о спинку стула.
— Не вздумай менять замки, я буду приходить к своей племяннице, когда захочу! — Я развернулась и вышла из квартиры. За закрытой дверью послышался приглушенный каркающий смех.
«Ведьма», — подумала я и достала телефон. Быстро написав смс Ксюше, я вышла из подъезда.
Я была не в восторге от последних проявлений агрессии, но ничего не могла с собой поделать. Защитная реакция от осознания полной своей беспомощности.
Красной Армии, 29, оказался высокой многоэтажкой в трех кварталах от нашего дома. На освещенной солнцем детской площадке, на скамеечке, вытянув ноги, сидел седой старик в кепке. Я направилась к нему.
Прохладный воздух после дождя приятно бодрил, обволакивая весь двор. Гуляющие на площадке люди мельком взглянули на меня и отвернулись. Моя рука крепче стиснула ремень сумки. Я была вынуждена скрывать свое любопытство, опасаясь обратить на себя внимание.
— Доброго дня, — мне удалось втиснуться рядом.
Старик повернулся и взглянул на меня, нахмурив брови. Верхняя его губа была украшена черными усами, словно нарисованными сажей. Они очень контрастировали с седой шевелюрой. Он слегка отодвинулся, освобождая мне больше места:
— И вам, милейшая.
— Ну и дождичек, ух! — улыбнулась я.
«Боже, что ты мелешь», — взмолился мой внутренний голос.
— Да? Такой мелкий дождик, что я даже не намок, — вскинув брови, прошамкал старик в ответ.
