Я быстренько разобралась, куда вставляется флешка и как она включается. Пощелкав пультом, мне удалось обнаружить на накопителе несколько альбомов Цоя, отдельные песни Сплина, Майкла Джексона, Coldplay.
— Очень интересная подборочка, — усмехнулась я, листая. — Ты ведь… не услышишь, даже если врубить на полную громкость?
Брови Тимофеева устало нахмурились, сходясь на переносице.
— Нет.
Я добродушно улыбнулась.
— Не беда.
— Я уже привык.
— Сейчас, — нажав кнопку, радостно воскликнула я, — мы послушаем одну из моих любимых песен.
— Мы?
— Мы.
Я добавила громкости. В комнате раздались первые звуки песни. В выражении лица Лёши ничего не изменилось. Он устало подпирал ладонью подбородок.
Мои руки взлетели в воздух и весело забегали по воображаемым струнам. Звучание гитары из динамиков было настолько заводным, что ноги сами задвигались в такт.
«Должно быть, ты надо мной издеваешься», — было написано в глазах Тимофеева, когда он не без улыбки наблюдал за моими движениями.
— Давай сюда, — я взяла его левую руку и положила на один из динамиков.
Лёша послушно положил руку на колонку. Его губы перестали улыбаться. Он, безусловно, хотел бы почувствовать что-то большее, чем просто вибрации.
— Сейчас ты вспомнишь, — я покачивала головой в такт музыке, не выпуская из рук воображаемую гитару.
Первый куплет вот-вот должен был начаться. Его глаза застыли, послушно ожидая ответа моих губ.
Мелодия была веселой и озорной, моя голова дергалась всё быстрее, словно на шарнирах, отчего на его лице начала расплываться улыбка. Через секунду он просто хохотал. Кто-кто, а уж я придуриваться умела.
— Не люблю темные стекла, сквозь них темное небо. Дааайте мне войти, откройте двери… — Я видела, как переменилось его выражение лица. Лоб напряженно множил складки. Тимофеев слушал, едва не задыхаясь, казалось, мелодия складывалась в его голове по памяти. — Мне снится черное море. Теплое черное море. За окнами дождь, но я в него не верю.
Он тяжело выдохнул, но ни на секунду не оторвался от моих губ. Я улыбнулась на мгновение и продолжила повторять слова песни за одним из самых талантливых музыкантов ушедшего века.
— И я попал в сеть, и мне из нее не уйти. Ту-ту-ту-ту. Твой взгляд… бьет меня, словно ток! Звезды, упав, все останутся здесь! Навсегда останутся здееесь!
Во время длинного проигрыша я забавно мотала головой из стороны в сторону, не прекращая уморительно улыбаться. Я преодолевала своё смущение, пела, сначала не издавая ни звука, одними губами, а позже и вовсе беспрерывно хохотала. Отсмеявшись, брала себя в руки и снова входила в роль, четко проговаривая каждое слово песни.
Тимофеев молчал. В его глазах я читала боль и надежду. Он смеялся вместе со мной, но мыслями погружался глубоко в свои воспоминания и переживания.
Я очень боялась, что причинила ему новые страдания, но когда мелодия стихла, он сам выбрал следующую песню и, выгнув руку, вновь прислонил ее к динамику. Вздох облегчения вырвался из моих губ.
По первым нотам я узнала эту композицию. Щемящую, трогательную и неторопливую. Лёша прислонился к подголовнику и замер, глядя на мои руки. Я медленно взяла в руки инструмент, созданный моим воображением. Каждый, кто хоть раз держал гитару в руках, разделил бы мои чувства. Когда пальцы перебирают невидимые струны, душа сама повторяет за тобой нужные звуки.
Нежный, плавно текущий перебор. Мои пальцы взлетали над струнами и вновь опускались, едва касаясь их. Они двигались так быстро, что я почти слышала журчанье реки, вторящее нотам. Её течение было невыносимо печальным. Зажимая невидимые аккорды, я видела, как Тимофеев одобрительно кивает в ответ.
Перед самым началом куплета я села ближе, взяла его руку и прижала подушечками пальцев к своей шее, прямо там, где проходила красная полоска — след, оставшийся от цепи после удушения. Так он мог почувствовать легкое дрожание голосовых связок в такт мелодии.
Не отпуская его ладони, я тихо произносила слова песни:
Никому не доверяй
Наших самых страшных тайн.
Никому не говори,
Как мы умрем.
В этой книге между строк
Спрятан настоящий Бог.
Он смеется, он любуется… тобой.
Ты красива, словно взмах
Волшебной палочки в руках
Незнакомки из забытого мной сна.
Мы лежим на облаках,
А внизу бежит река.
Нам вернули наши пули все сполна.
Слова с трепетом срывались с моих губ, затрагивая тончайшие нити души. Глаза готовы были наполниться слезами. Я произнесла последние строки еще раз, вторя исполнителю, и сомкнула веки.
— Хорошо играешь на гитаре, — прокашлявшись, прошептал Тимофеев.
— У меня классный старший брат, — усмехнулась я, — вы должны с ним познакомиться.
Наши губы оказались в паре сантиметров друг от друга.
— У тебя есть один большой недостаток, — произнёс Лёша, тяжело дыша.
— Какой же? — спросила я, чувствуя, как от этой близости заныло внизу живота.
— Ты слишком много болтаешь…
Теряя самообладание, Тимофеев обхватил меня за талию и прижал к себе. Я почувствовала, как участился пульс. Сердце было готово вырваться из груди. От его прикосновений во мне зрело какое-то неистовое, всепоглощающее желание.
Не теряя ни секунды, он страстно прижался к моим губам. Невольно я вздохнула. Кровь бешено понеслась по венам.
Задыхаясь от нехватки воздуха, мы слились в страстном поцелуе. Я застонала, чувствуя, как щетина обжигает моё лицо, режет мои разгоряченные губы. Мне хотелось, чтобы эта сладкая пытка никогда не кончалась. Я почти кусала его губы, прихватывая их зубами. Наш поцелуй был лихорадочным, пылающим, нескромным.
Я почувствовала острое, на грани боли, желание. Руки Тимофеева беспорядочно метались по моему телу, словно в безумии. Гладили шею, сжимали хрупкие плечи, отливающую шелком кожу спины.
Нащупав замок, он резким движением расстегнул молнию и сорвал с меня платье. Я едва не оступилась, запутавшись ногами в волнах ткани.
Отстранившись вдруг на секунду, Лёша задержал взгляд на моей груди. Полуприкрытая струйками волос, растекавшихся по плечам, она вызывающе поднималась от моего частого дыхания. Нежно проведя подушечками пальцев по коже, он опустился ниже и сжал её прямо через лифчик своей большой и сильной ладонью. Из моих губ вырвался стон.
Уткнувшись губами в мой лоб, Лёша принялся нетерпеливыми движениями избавляться от застежки на спине. Пальцы его не слушались. Я еле сдерживалась, чтобы не начать помогать ему. Наконец, то ли расстегнув, то ли разорвав крепление бюстгальтера, он освободил меня от него и отбросил подальше. Я благодарно выдохнула и вновь припала к его губам, словно меня мучила невероятная жажда, которую могут утолить лишь его ласки.
