Вернул.
— Лэй! — вскрикнула я. — Живы?
Он тихо застонал, лежа на земле.
Ну, я сейчас… Конрад навек запомнит… убийца!
Воин Скал освободил мне руки. Так бы и впилась, как дикая кошка; разорвала бы в клочья. Вот только пусть всю сеть разрежет.
— Не сердитесь, эр Шелла, — попросил он, откидывая падающие на глаза волосы.
Наконец я его рассмотрела. Он не был похож на Лэя; одно название, что близнецы. Щеки впалые, вот и все сходство. Ах да, Лэй ведь рассказывал: братьям изменяют внешность, чтобы их не признали. Славное, обаятельное лицо. Обаятельное… если забыть, что три минуты назад Конрад вне себя избивал ногами человека. Брови были страдальчески выгнуты, губы подрагивали. И взгляд виноватый, как у побитого умного пса.
— Эр Шелла, — он бережно поставил меня на ноги, — я забылся; простите.
Теперь он раб.
Конрад смотрел с обожанием, не зная, как мне угодить и загладить вину. В голосе не звенела сталь, в глазах не рассыпали искры боевые клинки. Человек как человек. Милый и влюбленный.
У меня — есть — свой — раб. Ужас какой…
— Освободите Лэя, — сказала я. — Пожалуйста. И никогда не смейте его бить.
Он кинулся исполнять. Узкое лезвие ножа зловеще поблескивало. Я бросилась помогать и заодно приглядывать, на всякий случай приказала:
— Не вздумайте его поранить.
— Хорошо, эр Шелла.
Помощи от меня было не много: сеть липла к рукам, схватывала все, что ей попадалось, не желая отпускать ни меня, ни тем более Лэя. У Конрада получалось лучше; впрочем, у него был нож.
Сердце заходилось от жалости. Лэй весь избит; представить страшно, сколько у него сломано ребер. За что? Зачем было Высшим создавать братьев-убийц? Для чего они вообще сотворили нас, измененных? А главное — что нам с этой измененностью делать? Как распорядиться даром — или, скорее, как избавиться от проклятья?
Размышляя об отвлеченных материях, я слишком поздно задалась вопросом, как Лэй мог разговаривать, когда у него была сеть на лице. Она же так стягивает, что губами шевельнуть невозможно. А он ведь не мысленно общался — вслух говорил, вполне отчетливо.
Лицо и руки мой Воин Скал каким-то образом освободил намного раньше. И теперь, совершенно внезапно, его руки взметнулись и сомкнулись у брата на горле. Выронив нож, Конрад схватил запястья Лэя, попытался его оторвать. Куда там! Искаженное ненавистью лицо, блеск неумолимой стали в глазах — смерть врагу.
Маленькое солнце над нами погасло, неожиданно выдохшись. Показалось: настала полная темнота. Вслепую, я тоже вцепилась Лэю в руки. Не позволю!
Конрад дергался. Оторвать Лэя было невозможно.
— Отпусти! — завизжала я. — Лэй, не смейте!
А, да какой толк от слов? В отчаянии, я наступила коленом ему на горло. Не всем весом, конечно, а то раздавила бы. Воин Скал захрипел, забился, отшвырнул полузадушенного брата, опрокинул наземь меня и вскочил.
— Шелла, не лезьте! — Он закашлялся. — Это не ваше дело!
— Мое! — я взвилась на ноги, прыгнула, оказавшись между ним и Конрадом. — Вы сказали: я — ваша женщина! И не дам никого убить!
Эхо вопило, визжало и лязгало. Едва ли Лэй меня правильно слышал. Я двинулась на него, мысленно вбивая в сознание слова, будто сваи в землю:
«Я — не позволю — вам — убивать. Только троньте его — не прощу! Никогда! Лэй, вам ясно?»
Фонарь над входом в палатку по-прежнему мягко светил, и мне было видно странное выражение на изрезанном сетью лице Воина Скал. Лэй смотрел мне за спину, и его бешеная ненависть угасла. Взамен проступило недоумение.
Я рискнула оглянуться. Конрад стоял, прижимая руки к горлу, ловил ртом воздух. Растерянный и подавленный. Побежденный.
Ничего похожего на недавнее безумие убийства. Ф-фу. Кажется, миновало.
— Лэй, пожалуйста, обещайте мне, что не поднимете на брата руку.
Он помолчал, обдумывая ответ.
— Шелла, я не буду ничего обещать. Это сильнее нас.
— Ты смеешь ей возражать?! — вскинулся Конрад.
— Тихо! — прикрикнула я. Ох, напрасно: впредь он не посмеет повысить голос, даже если понадобится звать на помощь. Проклятые Высшие, как трудно иметь раба…
Лэй побрел к глайдеру.
— Шелла, там есть аптечка. Помогите мне.
Я направилась следом, велев Конраду… нет, попросив его подождать. Он послушно уселся на покрытый искусственным мхом камень.
Мы забрались в осветившийся салон.
— Лэй, вы целы? Ребра не сломаны?
— Откуда мне знать? — Он проглотил две капсулы болеутоляющего, затем стянул куртку, рубашку и подал медицинский диагностер: — Проверьте кости.
Я прошлась щупом ему по бокам, спине и животу. Ушибы, трещина в ребре, порезы, оставленные сетью. Могло быть намного хуже. Я нанесла гель от ушибов и заживляющий, наложила фиксатор на ребро. Трещина — не множественные переломы, которых я ожидала, однако и она требует внимания.
— Шелла, признайтесь: что вы сделали с Конрадом? — спросил Лэй, одевшись.
— Подчинила себе. Это одно из умений эршелла.
— Вы подчинили Воина Скал? — переспросил он, потрясенный. — То есть… сделали своим рабом?
— Да. Потому что иначе он бы вас убил.
— Шелла… Нет, вы не понимаете, что натворили.
— Лэй, послушайте. Вы оба остались живы, и это самое главное.
Он с присвистом выдохнул сквозь зубы. Кажется, у него было много слов, которые просились с языка, но он их все удержал при себе. Лишь заметил:
— У вас руки изрезаны. И лицо.
Я тщательно, не торопясь, нанесла заживляющий гель на саднящую кожу. Закончу — и Лэй такое мне скажет… ох, лучше не знать.
И все-таки я закончила, и он убрал аптечку. Негромко, бесстрастно проговорил:
— Шелла, я объяснял: без ненависти для нас нет жизни. Мы с Конрадом оба мертвы.
— Лэй, не пугайте меня. — Сказать по правде, я уже изрядно испугалась, но старалась это скрыть. — Кроме ненависти, есть еще и любовь. Вы видели, как Конрад на меня смотрел? Это же не обыкновенное рабство, он влюблен до бесконечности…
— До полной утраты себя, — подхватил Воин Скал. — Полагаете, в такой любви есть жизнь?
Во всем мире жизнь именно в любви, только на Клементине иначе.
— Лэй, а что было делать? Смотреть, как он вас убивает, и не вмешиваться? А потом мне бы пришлось с этим кошмаром жить!
Он поморщился, как от боли.
— Шелла, простите. Это моя вина. Я не должен был вести вас по маршруту, когда настало время убивать. Однако вы нуждались в помощи, к тому же… — он осекся, умолк.
