— Смотри! — девчонка дёрнула Ильмарранена за рукав.
По площади всё так же степенно и неспешно шли четверо в капюшонах, неотличимые от тех, встреченных Руалом и Тилли возле памятника священному привидению. Девчонка набралась решимости и спросила у добродушной цветочницы:
— А кто это, тётенька?
Тётенька оказалась весьма разговорчивой особой, она всплеснула руками так, что её хризантемы согласно закивали головками:
— Как ты можешь не знать, девочка? Это воины священного привидения Лаш! Они следят за тем, чтобы живущие выказывали привидению свой трепет и почитали его. Они совершают некие тайные обряды в башне, а потом передают всем священную волю Лаш, и с этой волей считаются и мэр, и судья, и начальник стражи!
Тут цветочницу отвлёк розовощёкий франт, заинтересовавшийся её товаром.
Руал и Тилли переглянулись и двинулись дальше.
Приостановившись у входа в университет, Ильмарранен не выдержал и подошёл к деревянной обезьяне. Её зад был отполирован до блеска поколениями шкодливых студентов, и Руалу вдруг мучительно захотелось носить треугольную шапочку с бахромой и замирать под взглядом строгого профессора. Он шагнул к дверям, но войти не решился, только вспомнил на мгновение пряный запах книжной пыли, и узоры прожилок на деревянной столешнице, и как немеет щека, когда засыпаешь над фолиантом… Тилли нетерпеливо тянула его за полу, он сдержал вздох и пошёл прочь.
Вертелся людской водоворот, зазывали торговцы; Тилли, возбуждённая сверх меры, крутилась у всех под ногами и как-то особенно преданно заглядывала Руалу в глаза. Он усмехнулся, видя, как удивляет её большой город и как он ей нравится. Его толкнули, толкнувший — весьма приличного вида господин в длиннополом кафтане — мимоходом извинился, Руал извинился тоже. Между ними шмыгнула Тилли, подмигнула Ильмарранену круглым весёлым глазом. Мимо протопал патруль.
— Караул! — отчаянно закричали у Руала за спиной. Он обернулся.
Господин в длиннополом кафтане держался рукой за грудь, и Ильмарранен подумал было, что у него сердечный приступ.
— Караул! — снова закричал господин. — Кошелёк! Только что был, украли! Держи вора! Патруль!
Мелькнула в толчее до смерти перепуганная рожица Тилли, а офицер в красном с полосами мундире и его солдаты уже стояли рядом, сурово оглядываясь и с подозрением всматриваясь в лица. В толпе возникло замешательство.
— Держи вора! — снова закричал длиннополый господин, а офицер рявкнул:
— Всем стоять на месте!
Солдаты обшаривали толпу глазами. Честные обыватели тоже вовсю вертели головами, высматривая вора, который, конечно, не успел уйти далеко.
Тилли оказалась рядом с Ильмарраненом, бледная, с лихорадочно блестящими глазами. Вцепилась судорожно в его куртку. Руал удивился:
— Ты чего?
Тилли молча мотнула головой, а офицер и солдаты тем временем приближались. Какого-то подозрительного парня из толпы тщательно обыскивали под причитания пострадавшего.
— Вор! Вор! Держи вора! — прозвенел вдруг напряжённый, почти что детский голосок. Руал огляделся — девчонки рядом уже не было.
Тилли, подумал Руал с неудовольствием. Вот ещё не хватало, ну куда она лезет, дурёха?! Он поискал девчонку глазами.
Тем временем офицера стражи дёрнули за мундир, он наклонился, подставив кому-то ухо, потом выпрямился и двинулся сквозь толпу:
— Посторонись! Посторонись!
Руал поднялся на цыпочки и увидел Тилли. Тилли тоже увидела Ильмарранена, и глаза её радостно загорелись:
— Вот, господин офицер! Вот он!
— Посторонись! — рявкнул офицер на зазевавшихся, протолкнулся к Руалу и крепко взял его за локоть. Солдаты подоспели следом и стали вокруг них кольцом.
— В чём дело? — спросил Руал, похолодев, но стараясь говорить спокойно.
Вместо ответа офицер вопросительно взглянул на Тилли. Та радостно закивала:
— Он, он! Вы обыщите его, господин офицер, кошелёк-то при нём!
Руала будто ударили в лицо. Он пошатнулся, и, не веря ещё, одними губами спросил у девчонки:
— Ты что, ополоумела?!
В этот момент его локти завели назад, сноровистые руки прошлись по его бокам, выудили из широкого кармана пастушьей куртки толстый кожаный кошелёк:
— Это что же, а?
Руал смотрел на кошелёк, и перед глазами у него сгущалась пелена. Дрогнули колени… Тилли? Зачем? Безумие…
— Я спрашиваю, чей это кошелёк? — повысил голос офицер. Руал поднял голову — как же они потешно выбривают брови, эти стражники.
Его уже вязали. Подоспевший длиннополый господин опознал кошелёк и был счастлив сверх меры. Где-то там, на краю Руалового сознания, стрекотала Тилли: «А я увидела, как он кошелёк вытащил — и в карман… Я с люльки глазастая, ясно?» Сын спрашивал отца: «Папа, это вор? А что ему будет?» Отец отвечал степенно: «Руку отрубят и уши… Чтоб не повадно».
— Погоди-ка, — сказал офицер и полез Ильмарранену за пазуху. Руал дёрнулся, ему заломили локти, офицер тем временем вытащил на свет небольшой грязный свёрток.
— Это моё! — крикнул Руал.
Офицер оскалился:
— Ишь, ты…
Упала на мостовую тряпочка. Золотая спинка, изумрудные глаза.
Ахнули зеваки:
— Золото… Да ты глянь!
Тилли издала громкий стон досады.
Начальник патруля усмехнулся недобро:
— Да ты, никак, уже поработал, и на славу…
И приказал солдатам:
— Ведите!
Его волокли через толпу, и над головами носилось: вор, вор…
Люди расступались, тыкали пальцами, кто-то кинул камнем, а небо с черепичными крышами вертелось над его головой, вертелось всё скорее и скорее, и с каждым шагом он забывал вкус травы, и цвет вина, и пряный книжный запах.
Карета осталась на постоялом дворе — мы тронулись в обратный путь налегке, верхом. Ларт торопился, и скакали мы от рассвета до заката; в одну пёструю ленту слепились города и посёлки, проносившиеся мимо, исчезающие за спиной.
Где-то на полпути нам пришлось заночевать под открытым небом, разложив костёр на берегу озерца-болотца. Водоём этот питался хилым родничком, с трудом пробивавшимся из-под кочки у самого берега.
Небо удивлённо пялилось на нас тысячами блестящих глаз; в камышах возилась жутковатая ночная живность. Я дремал, завернувшись в плащ, а Ларт сидел, уставившись в огонь, и время от времени выписывал по воздуху огненные узоры палочкой с угольком на конце. Узоры зависали в воздухе, дрожали, распадались, гасли.
— Нет мне удачи, — говорил Ларт костру. — Бесплодные поиски, напрасные усилия… — тут огненная картинка задержалась в воздухе дольше обычного, вспыхнула и рассыпалась цветными искрами. Я вздохнул тяжело и закрыл глаза, но сон не шёл, вспоминались ржавое золото, пламя костра оборачивалось пламенем пожара. «Огонь, загляни мне в глаза»…
