Весело. Не знаю, и зачем нам так хотелось с Димой тихого семейного праздника?
Наша любовь — просто утомительная игра,
Но я совсем не хочу ничего менять.
Наша любовь — просто утомительная игра,
Но я никогда не откажусь от нее, никогда не откажусь от нее!
(прим. «J.Newman — Tiring Game»)
Когда Джон заканчивает петь, зал взрывается аплодисментами. Его белая футболка с надписью «Music is magic» (Музыка — это магия) уже мокрая в районе горловины. Он старался изо всех сил, чтобы порадовать друзей. Настоящий профессионал, на самом деле, по-другому и не умеет. Встаю, чтобы похлопать замечательному музыканту и ребятам. Они все молодцы! Просто звезды!
Мы выходим, чтобы обнять британца и принять поздравления. Обмениваемся парой фраз, усаживаем гостя, выпиваем по рюмочке… Что? Бабуля опять налила всем самогона! Брр… Ну, ладно, если в самолете спросят: «А ю гэнгстаз?», ответим: «Ноу, уи ар рашенз».
Радостно визжим, когда на сцену поднимается Пашка. Собираемся вокруг него и ждем. Светомузыка скользит по темному залу, небольшие переговоры с музыкантами, легкий кивок головой, и мой брат берет микрофон:
— Привет всем! — Немного застенчиво говорит он, глядя прямо на нас с Димой. Внутри все сжимается. Он такой красивый, такой взрослый, серьезный. Честно, наверное, он больше готовится стать отцом, чем Солнцева, скачущая рядом, словно и не на девятом месяце вовсе. — Ребят, я не мастер толкать красивые речи. — Облизывает губы. — И какой бы чуши не нагородил сейчас, вы должны знать, что основной посыл всех моих пожеланий — это всегда быть вместе, дорожить и держаться друг за друга в любой ситуации. Рад, что вы встретились, что полюбили. Вы — точно две половинки одного целого. И жду от вас племянников. Пятерых, не меньше.
— Только не пятерых, — смеюсь я в полной тишине. — Столько не сможем.
— Поспорим? — Усмехается брат.
— Люблю споры, — говорит Дима, обнимая меня и притягивая к себе.
— У нас с тобой разница, — напоминает Пашка, — всего пятнадцать минут, а впереди я уже на целую жизнь.
Он смотрит на Аню, сложившую ладони на круглом животике, и посылает воздушный поцелуй. Подруга отвечает тем же, на ее пальце сверкает огромный камень в золотой оправе.
— Бриллиант, — говорила она вчера, тыкая мне в нос колечком, — не фуфло какое-нибудь. — Рассмеялась, крепко обнимая. — Баланс Суриковых на планете скоро будет восстановлен. Одна Сурикова исчезнет, — намекая на мою свадьбу, — другая появится.
Ужасно рада за них. В потоке общих аплодисментов тонут мои мысли о том, что все очень удачно складывается. Аня подписала контракт: год будет вести в газете свою юмористическую колонку «Девять веселых месяцев», затем еще три года рассказывать про первый опыт в воспитании детей. Пашка пишет музыку для производства (вот это точно хрен знает, что такое — никто до сих пор не врубается), а еще работает в качестве композитора над музыкой для какой-то новой киноленты. Джон не устает предлагать ему сотрудничество, для этого и привез с собой Калвина в качестве тяжелой артиллерии. Живут Пашка с Аней пока в квартире, которую ей подарил ее отец Герман. Мечтают купить дом.
Павлик тоже решает петь на английском. Такая дань уважения иностранным гостям, видимо. Он вступает под энергичные ритмы клавишных и ударных:
Пламя,
Пришло время для пламени, которое будет гореть всю ночь,
Пришло время, чтобы предать свету мои темные оковы,
О да, я борюсь, борюсь, борюсь за то, чтобы быть свободным.
Смотрит на свою невесту. Видит в толпе гостей только ее: все ту же хрупкую девчонку с теперь уже длинными темными волосами, завитыми в упругие локоны, в длинном синем платье в пол, босоножках без каблука и округлившимся до предела животом. Поет для нее, хотя им и слова-то не нужны: когда ты влюблен, за тебя говорит твое сердце.
Сильнее,
Я стал сильнее, чем был раньше.
Пришло время воцариться моему золотому времени,
О да, я борюсь, борюсь, борюсь за то, чтобы быть свободным.
Его голос безумно красив, манера исполнения такая легкая и свободная, такая искренняя, что никто даже не двигается, все предпочитают просто слушать.
И все шансы, которые я использую,
Все перемены, которые совершаю,
Да, они все — ничто,
Потому что все, что мне нужно — это ты!
(Ты — все, что мне нужно, все, что мне нужно — это ты).
Музыка становится лишь фоном для этой красивой истории любви, льющейся из динамиков и эхом отдающейся под потолком. Пашка ни на секунду не отрывается от своей любимой взглядом и, наконец, спускается к ней вниз. Берет за руку:
Я иду бороться со всеми этими проблемами,
И все, что мне в самом деле нужно — это ты
(Ты — все, что мне нужно, все, что мне нужно — это ты).
Я,
Я — растущая сила, которую тебе никогда не укротить,
Яркая причина, которую тебе не удержать.
О да, я борюсь, борюсь, борюсь за то, чтобы быть свободным.
И все шансы, которые я использую,
Все перемены, которые совершаю,
Да, они все — ничто,
Потому что все, что мне нужно — это ты
(Ты — все, что мне нужно, все, что мне нужно — это ты).
Вся моя любовь для тебя, вся моя любовь для тебя!
(прим. «J.Newman — All I need is You»)
Нельзя рыдать, когда у тебя накрашены ресницы, но я это делаю. Блин! Видя, как они танцуют — как Паша обнимает Солнце за плечи сзади, левой рукой гладит живот, правой все еще сжимает микрофон. Да уж, в таком положении проблематичным было бы танцевать медленные танцы, глядя в глаза, — живот мешает, но они и здесь нашли выход.
Вскоре неспешная музыка сменяется быстрой. Начинается новая композиция, и мы с Димой предпочитаем вернуться за стол в объятия друг друга. Майк насвистывает какой-то веселый мотивчик в микрофон, затем барабанная установка дает жару и Леся, поигрывая плечами, запевает на английском:
Я сходила с ума,
Но это нормально, нормально.
Я была одинока,
Но это не страшно, не страшно.
Поворачивается к Майку, словно обращаясь к нему и, смеясь, продолжает:
Мои чувства, я их не скрываю, скрываю, скрываю.
Внутри меня они продолжают пылать, пылать, пылать.
