Боря неохотно кивает, соглашаясь. Ему бы хотелось поскорее вернуться в группу, но пока это невозможно. Он с грустью оглядывает повязку на запястье.
Леся, облив себя водой из бутылки, взвизгивает и улыбается. Она встает со ступенек и направляется вдоль по коридору. Я немного торможу, глядя, как капли скользят вниз по коже ее рук, покрытой в такую жару мелкими мурашками. Как спускаются по ногам, едва прикрытым коротенькими шортиками.
Остальные ребята уже идут впереди, тащат инструменты. Вижу, как помощники подгоняют ближе к сцене новое оборудование. Не трудно догадаться, чье оно, ведь рядом остаются дежурить четверо охранников, один из которых афроамериканец.
— Со временем придет уверенность. — Леся притормаживает, дает себя обогнать, а затем с размаху хлопает меня по заднице. Это действие не остается незамеченным: Майк тут же отводит взгляд в сторону и ускоряет шаг. У меня перехватывает дыхание.
Девушка наваливается, буквально виснет на моем плече и произносит хриплым голосом с дерзкой усмешкой:
— Расслабишься и перестанешь быть деревяшкой.
Киваю в ответ, стараясь не встречаться с ней взглядом. Мне не по себе. Но, может, у них так принято? Останавливаюсь на секунду, делаю вид, что поправляю шнурки. Это вынуждает ее убрать руки.
— Поторопимся, иначе не сможем увидеть выступление John N.! — Оборачивается к нам Ярик.
И я радостно бегу за ним, предвкушая зрелище. Этот будет просто взрывом драйва и эмоций! Мы летим по коридорам, не разбирая пути. Нужно еще добраться до нашего микроавтобуса, осторожно сгрузить все оборудование и привести себя в порядок.
Укладывая музыкальные инструменты в багажное отделение, мы взахлеб обсуждаем детали произошедшего на сцене и смеемся. Всем почему-то интересно, понравилось ли мне. Глупый вопрос. Еще бы!
Мы переодеваемся, пытаясь решить, откуда нам лучше смотреть выступление Джона. Наконец, решаем пробраться за кулисы. Леся утверждает, что мы ничего толком не увидим, но зато сможем столкнуться с ним или, может, даже пожать руку. Все соглашаются, и мы идем.
По пути к сцене у меня в голове крутятся мысли о том, что Джон совсем недавно записал песню с Найлом Роджерсом, крутым американским гитаристом. Я с детства заслушивался группой «Chic», но даже не припомню, откуда взялась страсть к funk, soul и всему тому периоду музыки, что старше меня на двадцать лет.
Замечаю на стене плакат с изображением хедлайнера фестиваля. «Джон Н.» — написано крупными буквами. Возвращаюсь мыслями к «Chic». Найл Роджерс! Это же предел мечтаний, а он записывает с ним песню. Вот так. Наверное, все дело в том, что Джон сам пишет музыку и слова для своих песен, а таких людей в наше время все меньше. Исполнителей полно, артистов — единицы.
Услышав визг толпы и первые ноты знакомой всем песни, мы бежим. Воздух над площадью взрывает хрипловатый голос с британским акцентом, неторопливый и глубокий. Он словно слышится со всех сторон, и я понимаю, почему его по силе сравнивают с Адель.
Когда мы приближаемся к сцене, окруженной охранниками, и останавливаемся, повисшую над нами тишину вдруг взрывает припев. Застываем, открыв рты, и смотрим, смотрим.
Допев строчку, парень в белом костюме начинает танцевать прямо возле микрофона, покачиваясь плавно и дерзко, скользя подошвами туфель по полу, словно на роликах. Мы видим его сбоку и немного со спины, но то, как он двигается, заставляет всех нас замереть в восхищении.
А музыка… Она, минуя уши, сразу проникает в кровь. Жаркий, немного грубоватый танцевальный соул с ведущими клавишными и пижонскими акцентами меди. Забористо, ярко, сочно! Смотрю, как к нему льнут черные бэк-вокалистки, и понимаю, что мы были никем, а король — вот он. Потому что не боится, идет своим путем, несет миру свою музыку.
Певец продолжает двигаться по сцене пластично, словно хищник, вплоть до начала второго куплета. Наконец, замирает у стойки микрофона и поет. Он поет, а с меня словно сдирают кожу ножом — так это прекрасно.
Взрыв чувств! Квинтэссенция молодой силы, замешанной на soul, pop и liquid-funk. А внешний вид исполнителя? Костюм, вдохновленный старомодной эстетикой музыкантов 50х-60х годов, он создает эдакий нео-ретро-имидж. Вот что становится движущей силой, вот что побуждает вдруг возродиться чуть было не утерянные миром стили.
Мы стоим, упираясь в могучие торсы охранников, и не смотрим друг на друга. Наши взгляды и слух устремлены туда, на сцену. Я откровенно завидую. И радуюсь за него одновременно. Моя участь — вернуться домой и устроиться в автосервис, чтобы помогать матери, пока не доучусь. Простой парень, выросший без отца, не смевший даже мечтать о подобном будущем.
Смотрю на Джона, как он выкладывается, как зажигает, как ревет и сходит с ума толпа, и понимаю, что мы с ним были в равных условиях. Он из маленького городка, небогатая семья, отец-алкоголик, бросивший их с братом еще в детстве. Шансы куда-то выбиться были почти равны нулю.
Так почему же он на сцене, а я здесь — парень, всего лишь временно подменяющий басиста. Ничем не отметившийся в жизни, безголовый, непутевый. Может… еще не поздно? И я так же смогу? Эх…
Мои мысли вдруг прерывает голос Джона. Что-то привлекает его внимание в первых рядах зрителей во время исполнения второй композиции. Он падает на колени и что-то говорит, указывая одному из своих людей, затем продолжает петь.
Мощный афро-американец, стоящий у ограждения, оборачивается к толпе и буквально выдергивает оттуда какую-то девчонку, взяв за руки. Бэк-вокалистки продолжают хлопать в ладоши и улыбаться. Музыканты выкладываются полностью. Джон вытирает пот со лба и поет, пока под крики людей счастливицу не поднимают на сцену.
— Anny! Come to me! (Энни, иди ко мне!) — Он тянет к ней правую руку. Левая занята микрофоном. Голос его звучит чрезвычайно радостно.
Девчонка смущается. Это заметно по ее позе. Плечи напряжены, руки скрещены на животе. Охранник помогает ей подняться на противоположный от нас конец сцены.
Джон подходит ближе и продолжает петь, взяв ее за предплечье и по-хозяйски прижав к себе. Платье девчонки развевается на ветру, словно белый флаг. Вступают духовые инструменты, ударник, словно в безумии, колотит по тарелкам. Феерия!
В этот момент что-то внутри меня обрывается. Я узнаю ее фигурку. Эти волосы, шею, слегка вздернутый носик, когда она вдруг оборачивается, чтобы посмотреть на певца.
— Let’s go! Sing it! (Давайте, пойте!) — Джон протягивает микрофон в сторону толпы. Люди с удовольствием поют слова песни. Он отпускает девушку и движется дальше. — And on this side! (И эта сторона!)
Зал с другой стороны бросается подпевать еще громче. Музыки уже не слышно. Тысячи поклонников поют а капелла. Девушка стоит, прихватив подол платья. Она явно растеряна и не знает, что делать. Но вот он уже движется обратно к ней.
— Russia, come on! (Россия, зажигай!) — Голос отдается эхом в моем сознании. Джон подбегает и поднимает руку поклонницы, стоящей рядом с ним на сцене и начинает размахивать ею, как флагом. — Come on!
