— Я знаю этот дом. — Пожевывает губу. — У меня там знакомая жила. Хочешь, отвезу?
— Нет-нет, — тянусь за бумажкой. — Я сама.
— Да мне не сложно. Повезу сейчас жену к врачу, по дороге подкинем тебя к нужному дому.
— Ну, если вам не трудно.
— Совсем нет. — Он встает, выглядывает в окно, машет кому-то, а затем берет ключи. — Пойдем, она уже ждет.
— Кто? Ваша жена? — Встаю, хватаю бумажку и иду следом.
Донских закрывает кабинет на ключ.
— Да. Марьяна.
Спешу за ним по коридору.
— Красивое имя.
— Очень, — соглашается он, открывая передо мной двери.
Бросаю последний гневный взгляд на дежурного и выхожу на свежий воздух. Прищуриваюсь от избытка солнечного света, бросающегося мне в глаза. Пытаюсь отыскать взглядом его супругу и не вижу никого, кроме рыжей девушки с большим животом, стоящей возле черной иномарки. Надо же, раньше Донских только на мотоцикле и ездил. Точно остепенился. И точно наверстывает упущенное.
— Ужасно не хочется везти ее в больницу, — шепчет по дороге Сергей мне прямо в ухо, — она же у меня врач-реаниматолог. Как бросится кого-нибудь спасать прямо в приемном отделении, не остановишь. Готова до самых родов пахать в своей клинике, и у медиков это, похоже, диагноз.
— А зачем везете?
— Так у нее подруга в роддоме работает, Мари у нее наблюдается. Прекрасный врач, кстати, если нужны будут контакты, звони. — Протягивает мне свою визитку.
По мне что, уже заметно, что мне понадобятся знакомые в роддоме? Нервно одергиваю платье и облизываю пересохшие губы.
— Привет, — Сергей нежно обнимает девушку за плечи, с улыбкой кладет ладонь на живот.
Она позволяет поцеловать себя в щеку, но не сводит с меня глаз. А я не могу оторвать взгляда от ее живота. Он огромный. Нет, гигантский! Мамочки мои…
— Марьяна, это — Анна, моя бывшая соседка. — Представляет нас Донских. — Анна, это моя жена — Марьяна.
— Очень приятно, — ее глаза, не могу понять, синие или зеленые, они моментально загораются огоньками доброжелательности. Голос звучит тоненько, но уверенно. Вообще, в этой хрупкой девушке с кудрявыми красно-рыжими волосами чувствуется какая-то особая сила.
— И мне, — улыбаюсь, пожимая ее тонкую изящную ладонь, — приятно.
— Подвезем Аню? Это по пути. — Спрашивает Сергей.
И его глаза так ярко светятся при взгляде на жену, что у меня перехватывает дыхание. Только один человек смотрел на меня так. Всего один во всем мире.
— Конечно, — кивает она и открывает мне заднюю дверь.
Перед тем, как сесть, замечаю маленькую татуировку на ее щиколотке. Совсем крошечную. Кардиограмма со скачущими на ней резцами и сердечком посередине. Когда дверь закрывается, вдруг вспоминаю, что видел у Сергея точно такую же: он садился на свой байк у подъезда. Мне было лет пятнадцать. Он в джинсовых шортах, майке и белых кедах на голую ногу. Всклокоченный такой, сонный. Раннее утро. Уехал, оставив за собой облако пыли и мысли о том, что когда-нибудь меня мой парень тоже прокатит на таком мотоцикле. И пусть наша с Пашей поездка была на квадроцикле… И мы были не совсем трезвы… Но мечта-то, она, получается, сбылась.
Забавная штука — жизнь.
Донских помогает своей жене забраться в машину. Марьяна влезает неуклюже, как уточка, устраивается на своем месте и складывает руки на животе. Поворачивается и улыбается мне еще раз. Я смущенно приподнимаю уголки губ. Мне тоже предстоит стать вот такой тумбочкой. Неповоротливой, большой. Тонкий ручки, тонкие ножки и огромный, как шар, живот. Прощай, моя талия… А, может, и не только талия. Кто знает, как меня разбабахает?
От этих мыслей меня отвлекает Сергей, садящийся на водительское сидение, и… что-то ощутимо шевельнувшееся вдруг у его жены в животе. Маленький бугорок. Появился и исчез. Потом еще раз. И еще. Видимо, я побледнела и вытаращила глаза, потому что девушка сразу поспешила меня успокоить:
— Это всего лишь ее ножка.
Как ножка? Чья ножка? Ребенка?! Вы уверены, что все нормально?! Что вот это у вас в животе — это нормально?! Да я в последний раз такое в фильме «Чужой» видела!
Но через секунду сквозь туго натянутую на живот ткань платья снова показываются очертания чего-то округлого. Я вздрагиваю.
— Да, — подхватывает Сергей, — думаю, это ее пяточка.
Девушка заливисто хохочет, поглаживая живот, и подмигивает мне. Нет. Не надо смотреть на меня так, будто выгляжу, как увидевшая привидение. Примерно что-то такое я сейчас и ощущаю. У меня сознание переворачивается. Это нереально. Ее живот двигается, шевелится и будто живет своей жизнью. Спасите…
— То ли было у Мурзи, помнишь, Серег? — Марьяна тронула его за локоть.
Он смеется и заводит мотор.
— Да! — Покачал головой. — У них с Ильей близнецы! Она с огромным пузом расхаживала по магазину с детскими товарами и выбирала шапочки. Когда прикладывала очередной чепчик к головке ребенка, показавшейся где-то сбоку, продавцы чуть не падали в обморок! Не живот, а просто мешок с детьми какой-то!
Машина трогается с места, а они, по очереди оглядываясь на меня, продолжают хохотать.
— Нет, Серег, у нее был нереально огромный живот. — Продолжает Марьяна. — Когда она подходила к столу, с него валились все ложки, кружки, вся посуда.
Эти двое берутся за руки и радостно переглядываются. В их глазах столько света, что меня сейчас ослепит. Гораздо легче воспринимать беременность, пока ты не похожа на бочку. Гораздо.
Мне дурно. Я будто теряюсь в пространстве. Не может быть, что подобное произойдет и со мной. Ох… Ребенка же еще и рожать надо. Вот это, наверное, больно. Нужно погуглить, почитать, видео там всякое посмотреть.
«Лучше бы ты про контрацепцию погуглила», — издевается надо мной мой внутренний голос.
«Отстань уже!», — ворчу ему в ответ.
И всю дорогу до нужного дома прикидываю, каким родится их ребенок. Рыженькая, очень кудрявая озорная девчонка. Или черноволосая кареглазая смугляночка? Совершенно не важно, какая. Она точно будет расти в любви.
Потом мои мысли опять возвращаются к фото мамы и Германа. Если он — мой отец, почему я темненькая? И каким родится мой ребенок? От слова «родится» у меня по спине опять бегут мурашки.
Паша
— Все хорошо, точно?
— Да. — Отвечает она, но голос в трубке звучит неуверенно.
— Все нормально, Ань? Ты будто охрипшая.
— Нет. Просто захожу в кафе, говорю тише.
— Понятно. Я говорю, что вчера писали всех на студии одновременно. Приезжал саксофонист, а наш Ярик играл на рояле. Прикинь! На рояле! Я даже не думал, что он так умеет. Черт, мне до сих пор не по себе. Все в наушниках, идет длинный проигрыш, звуки клавишных заставляют все внутри трепетать, а мы просто стоим и ждем своей очереди. Так завораживающе тихо! Потом вступает Леська. Она поет под рояль первый куплет, затем припев, и даже женщины на бэках замирают, высчитывая секунды, чтобы вступить.
