— А я и не боюсь! Она такая хорошая! И ты тоже хороший. Правда ведь, мамочка?
Инна смутилась, а сосед Тимофей, с улыбкой взглянув на нее, произнес:
— Ну, не мне судить об этом, однако, вероятно, малыш прав.
Инна рассмеялась, а молодой человек (нет, максимум тридцать, вероятно, даже меньше) сказал:
— Можете называть меня Тима или Тим, мои близкие друзья называют меня Тим.
— А маму зовут Инночка! — произнес, крутясь с Долли, Женечка. — Так ведь, мамочка? Правда, папа называет ее Нинка, но ведь это папа…
Сын в кои-то веки упомянул отца — того самого, который его не любил, не замечал и вообще считал уродом.
Но к отцу мальчик, несмотря на все, был привязан.
Сосед Тимофей, он же Тима, он же Тим, смутился.
— Наверное, я пойду, не буду вам мешать. Тем более что папе может не понравиться.
— Нашему папе многое не нравится, однако это никак не влияет на нашу жизнь, — ответила Инна, подавая соседу руку. — Меня зовут Инна…
Она едва было не представилась ему по имени-отчеству. Только этого еще не хватало!
— Очень приятно, Инна, — улыбнулся сосед Тимофей.
Инна улыбнулась в ответ.
— Ну, Тима, он же Тим, я, кажется, ввела вас в заблуждение, утверждая, что у нас имеются блинчики и даже оладушки. Кое-кто позаботился о том, чтобы их у нас уже не было…
Она выразительно посмотрела на сына, кружившего по холлу с Долли, и тот указал на высунувшуюся с кухни Милу Иосифовну.
— Мамочка, это она все съела! Ты же сама видела! Она говорила, что сладкое вредно, и поедала один блинчик за другим! И оладушки тоже!
Мила Иосифовна немедленно исчезла, Инна развела руками, а Олеся заявила:
— Так я новые напеку…
— Только, дорогая моя, по моему правильному рецепту! — подала голос бухгалтерша. — Инна Евгеньевна, и закройте, прошу вас, дверь, а то мало ли что…
Следующие два часа вышли лучшими за последние годы в жизни Инны. Они все собрались на кухне — благо что места там предостаточно. Было настоящей уморой наблюдать за тем, как две поварихи, молодя (Олеся) и бывалая (Мила Иосифовна), не давая друг другу спуску и постоянно пререкаясь, готовили блинчики и оладушки.
Женечка, бросив взрослых, возился со своей новой подружкой, собачкой Долли, которая привязалась к мальчику не меньше, чем он к ней.
Инна, усадив соседа Тимофея на высокую табуретку за барной стойкой, самолично сделала ему двойной эспрессо и, поставив перед молодым человеком чашечку, спросила:
— А откуда у вас Долли?
Тимофей, отпив кофе, ответил:
— От бывшей жены осталась. Ну, это долгая история…
Ага, значит, у него была жена. И, судя по всему, в данный момент сосед Тимофей был один. Инна поймала себя на том, что думает о каких-то уж слишком глупых вещах.
— А вы расскажите! — неожиданно для самой себя попросила Инна.
Тим улыбнулся:
— Не думаю, что вам будет интересно слушать стенания скромного банковского аналитика о том, как несправедлива к нему судьба-злодейка. К кому она, в сущности, справедлива?
Да, к кому? Инна посмотрела на сына, возившегося с собачкой, на двух дам, беззлобно пререкавшихся у плиты, и вдруг поняла, что была бы рада, если бы этот вечер продолжался вечно.
Только ничто не продолжается вечно — всему всегда есть конец.
По большей части страшный.
Сосед Тимофей тем временем продолжал:
— А вся долгая история в кратком изложении очень проста, более того, банальна: жили-были, любили-любили, потом разлюбили-разругались, поделили нажитое и расстались…
— Как же мне это знакомо! — вырвалось у Инны, и она поймала на себе недоумевающий взгляд Тимофея.
— Еще кофе? — смутилась она.
— Да, но последнюю чашечку, — ответил молодой человек. — Стараюсь с некоторых пор уменьшить потребление кофе. А какова ваша история?
Приготовив новую чашечку эспрессо, Инна вздохнула:
— Извините, я тоже не намерена загружать вас своей банальной историей. Но финал ее таков, что я хоть и замужем, однако наш папа живет сам по себе, в другой семье. А я с Женечкой вот здесь…
Залпом выпив эспрессо, сосед Тимофей заявил:
— В любой негативной, казалось бы, ситуации всегда имеется что-то позитивное. Если бы вы не ушли от мужа, а моя жена не бросила меня ради одного реально богатого человека, оставив мне лишь собачку, то ни вы, ни я не переехали бы сюда и не встретились бы. Вы бы не предложили мне свой божественный кофе, ваш сын не обрел бы новую подружку в лице моей Долли, и вряд ли бы эти дамы обрели возможность устроить кулинарное состязание…
Он шутливо указал на Олесю и Милу Иосифовну, сновавших около гигантской плиты.
Инна же подумала о том, что если бы она не встретилась с соседом Тимофеем, выгуливавшим свою Долли, оставшуюся ему от жены, ушедшей к реально богатому человеку, то никто не помог бы ей вызволить из рук похитителей Женечку.
Тогда бы все пошло иначе.
— Спасибо вам большое, — произнесла Инна, чувствуя, что у нее на глаза наворачиваются слезы. — Спасибо вам за то, что вернули мне сына…
Не желая, чтобы Тимофей увидел ее слезы, Инна выбежала с кухни в гостиную, где, упав на диван, закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала.
Через несколько мгновений она почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее плечу. Подняв заплаканные глаза, Инна увидела, что рядом с ней сидит Тимофей.
— Это ваш муж? — спросил он сочувственно. — Он хочет отобрать у вас вашего мальчика?
Горестно вздохнув, Инна ответила:
— Если бы! Отец к Женечке равнодушен, хотя, если сказать по правде, сына он не любит. Геннадий не хотел его появления на свет. Еще бы, ведь он урод!
Инна вновь заплакала и внезапно прижалась к Тимофею. Затем, осознав, что это крайне странно, попыталась отодвинуться, но Тимофей не отпустил.
— Инна, тебе необходимо выплакаться… То есть вам, я хотел сказать, извините, конечно же, вам… Поверьте мне, от этого полегчает!
И она на самом деле, проплакав на плече соседа Тимофея несколько минут, почувствовала, что ей становится лучше.
Если бы ее Геныч был таким! Когда-то он и был. И, вероятно, сейчас тоже он такой, но больше не для нее и не для Женечки.
Сосед Тимофей, надо отдать ему должное, не пытался использовать ситуацию в своих целях, не приставал к ней.
А, может, если бы попытался пристать, было бы не так уж и плохо?