— Доброе утро! — произнес он, улыбаясь, когда заметил Инну. — Решил тебя не будить и не переносить в постель. Кофе с яичницей будешь?
Инна кивнула, есть очень хотелось. Она села за стол и получила большую порцию.
Плечо все еще давало о себе знать, и Тимофей, заметив, как она морщится, подошел к ней, положил руки на плечи.
— Дискомфорт? Болит?
Его пальцы запорхали над ее затылком, шеей и плечами.
— Тебе срочно необходим массаж, — вынес вердикт Тимофей. — Хочешь, сделаю?
Инна хотела, и после импровизированного завтрака они направились в кабинет. Тимофей велел ей лечь на диван, а сам, усевшись сверху, стал массировать ее спину.
Инна почти сразу же почувствовала облегчение — и желание. И не удивилась, когда несколькими минутами позже ощутила горячее дыхание Тимофея у себя на шее.
— У тебя спина такая возбуждающая, ты это знаешь? — шепнул он.
Ну да, не только возбуждающая, но еще и не без проблем — что же, ей ведь исполнится пятьдесят…
Тимофей поцеловал ее в затылок, а она перевернулась и привлекла его к себе.
К черту эти ненавистные пятьдесят! К черту братьев Шуберт! К черту Геныча! Ей требовался он — сосед Тимофей.
И он был с ней. Разве можно желать чего-то еще?
Они страстно любили друг друга, а затем Инна отправилась в душ, а Тимофей на кухню, доделывать завтрак, на этот раз для всех.
Выйдя из ванной, вытирая мокрые волосы, Инна обнаружила в комнате облаченного в пижаму Женечку, лежавшего в ее постели.
— Доброе утро, мамочка! Ты что, здесь не спала?
Постель, в самом деле, была заправлена.
Инна смешалась, не зная, что ответить на откровенный и одновременно столь наивный вопрос сына, но тут в дверь постучали.
— Доброе утро, Инна Евгеньевна! — раздался голос Олеси. — А Женечка у вас?
Похоже, квартира начинала постепенно пробуждаться.
Когда они все появились на кухне, то их ждал поистине королевский завтрак. Кажется, Тимофей сбегал в свою квартиру, а помимо этого сумел раздобыть свежайший ароматный багет, а также аппетитнейшие булочки с маком.
— Мамочка, а можно Тим будет готовить у нас завтрак каждое утро? — спросил Женечка, садясь за стол.
Тимофей смутился, а вошедшая на кухню вслед за Инной Мила Иосифовна всплеснула руками:
— Какой чудный стол! И кто накрыл? Уж точно не Олеся…
Инна поспешно произнесла, не желая очередной ссоры двух дам:
— Все за стол! Спасибо вам, Тимофей, за ваши старания.
Она сама не знала, отчего перешла с ним на «вы». Во всяком случае в присутствии свидетелей. Как будто не желала, чтобы они узнали об ее особых с соседом Тимофеем отношениях.
А что страшного, если вдруг узнают?
Завтрак понравился всем без исключений — даже Олеся и Мила Иосифовна хвалили Тимофея наперебой, на этот раз решив, что соревнование заключается в том, кто из них сделает более витиеватый комплимент.
— Мамочка, а почему ты такая грустная? — спросил Женечка, от которого никогда не ускользало истинное настроение Инны.
Но в этот раз сын все же ошибался: она была не грустная, а сбитая с толку. Потому что вдруг поняла, что жизнь может быть такой простой, беспроблемной и полной счастья.
Обыкновенного, простого, золотого счастья. Такого, какое было в ее жизни с Генкой когда-то давно.
Давным-давно — если это вообще было правдой.
В этом-то и заключалась горькая ирония: да, было. Но уже много лет их жизнь превратилась в трагедию, а затем и фарс (ну, или наоборот, а не исключено, и параллельно была и тем и другим). И они мучили друг друга. Зачем?
Ответа на этот вопрос, конечно же, не было. Ни у нее, ни у Геныча.
И вот ответ вдруг появился: в виде соседа Тимофея. Геныч, надо отдать ему должное, оказался сноровистее: у него уже давно имелась параллельная семья.
Инна поняла, что следует принять решение, которое уже давно назрело. Оформить развод с Генычем.
И попытаться начать новую жизнь в свои пятьдесят. Ну, сорок девять…
К чему мучить друг друга, цепляться за осколки великого прошлого, не имевшего отношения к унылому настоящему, если можно не маршировать натужно в одну и ту же сторону, по одной и той же дорожке, то задевая друг друга, то стараясь спихнуть?
Все было так просто. В особенности после того, как у нее появился… Ну да, появился сосед Тимофей.
Инна вспомнила об их восхитительном сексе сегодня утром. И о том, что было ночью. Нет, дело было не только в сексе, ей требовался не только молодой неутомимый изобретательный любовник, но и человек, на которого можно опереться, человек, которому можно доверять, человек, которого она полюбит и который полюбит ее.
То есть ей требовался Тимофей.
— А теперь, мамочка, ты думаешь о чем-то очень приятном! — провозгласил сын, и Инна зарделась. А Тимофей, поймав ее взгляд и, кажется, догадавшись, о чем именно таком приятном она размышляла, тоже залился краской и провозгласил, что если кто-то хочет еще поджаренного хлеба, то он тотчас сделает.
— А с чем вы его делаете? — поинтересовалась Мила Иосифовна. — С корицей, что ли? Вы же какую-то приправу туда кладете?
— Никакая это не корица, а кардамон! — авторитетно заявила Олеся. — Так ведь?
Обе дамы уставились на Тимофея, и Инна поняла, что ему предстоит долго пересказывать кулинарные секреты. А еще поняла, что с большой радостью готова внимать ему.
Но зазвонил ее телефон. И вновь номер не определился.
— Доброе утро! — произнесла она, выходя в холл. — Почему так рано? Еще суббота, а вы дали время до понедельника.
Невидимый собеседник, ласково рассмеявшись, заметил:
— О, у вас отличное настроение, Инна Евгеньевна, что меня и моих хозяев радует. Кажется, вы провели великолепную ночь…
Инна прервала его:
— У вас что, нет семьи? Даже если нет, то отчего вы звоните в субботу в начале восьмого? Вам, что ли, делать нечего?
Голос вздохнул:
— Ну, так бы я говорить не стал, однако, в отличие от вас, Инна Евгеньевна, мне приходится работать и по выходным. Я просто хотел пожелать вам и вашему чудному сыну хороших выходных. И того, чтобы эти хорошие выходные не стали последними — последними хорошими и, конечно же, вообще последними выходными…
Это была угроза — причем явная. Инна приняла единственно возможное и правильное в данной ситуации решение — повесила трубку.
А затем элементарно отключила телефон.
