Впрочем, не только. И до любви тоже.
Тимофей бережно взял ее руку, поднес к своим губам и нежно поцеловал. Инна ощутила, как по ее телу бегут мурашки.
Как хорошо-то! Разве Геныч делал когда-нибудь нечто подобное? Но при чем тут Геныч?
Вот именно, совершенно ни при чем.
— Ты права, секс у нас был феерический. И это, конечно, очень важно. И для тебя, и для меня. Но…
Ну вот, это сакраментальное но, которое всегда следует за похвалой и лестью. И означающее — все завершилось, не успев толком начаться.
Инна ощутила, что летит в пропасть и что та пропасть бездонная и полная ледяного отчаяния.
— Но ты для меня ни в коем случае не забавное эротическое приключение! И уж точно не ни к чему не обязывающий романчик! Поверь мне, я никогда в своей жизни еще так быстро не влюблялся. А теперь вот влюбился — в тебя!
Нет, никакая это была не пропасть, а звенящий бриллиантовый воздух, нагретый дыханием ангелов.
И этим ангелом был сосед Тимофей.
Инна заплакала, а молодой человек, опустившись перед ней на колени, стал целовать ее руки:
— Милая, отчего ты плачешь? Я не умею хорошо выражаться, извини меня…
Инна подняла на него глаза.
И поцеловала Тимофея в губы.
Больше ничего говорить не требовалось — да и не хотелось. Он, подхватив ее, словно Инна была пушинкой, перенес на диван.
До самого утра они и не думали об оптимизации схемы по переводу денег за границу и спасении капиталов.
На этот раз они разоспались (не удивительно: заснули уже на рассвете), и когда проснулись, в квартире уже вовсю кипела жизнь. Инна, осторожно приоткрыв дверь из кабинета, радостно отметила, что в коридоре никого нет.
Не хватало еще, чтобы увидели, что она провела ночь с Тимофеем.
Хотя, собственно, почему нет?
Инна быстро направилась в свою спальню, но тут позади раздался веселый голос:
— Доброе утро, мамочка!
Инна вздрогнула и заметила невесть откуда возникшего (и не исключено, поджидавшего ее) сына.
— Женечка, ты что тут делаешь? — спросила она первое, что пришло в голову, хотя вопрос был идиотский.
Как и вся ситуация.
Из двери кабинета выскользнул обнаженный по пояс Тимофей и, увидев мальчика, остановился как вкопанный.
— Доброе утро, Тим! — приветствовал его Женечка. — Пока вы спали, мы уже позавтракали. Я хотел вас разбудить, но Олеся и Мила Иосифовна зашикали на меня и заявили, что надо оставить вас в покое.
Инна и Тимофей, краснея, переглянулись. Что же, похоже, их секрет больше не был никаким секретом…
Если и вообще когда-то был.
— А Долли хотела писать и какать, поэтому я вместе с Олесей и Милой Иосифовной с ней погулял. И знаешь что, мамочка… — Он понизил тон и добавил: — Черный фургон, ну, тот, в котором я в гости ездил, стоит около нашего дома. Думаешь, они привезли мне приставку?
Быстро приняв душ, Инна наскоро перекусила, стараясь не смотреть на сидевшего напротив Тимофея, который после завтрака засуетился, сказав, что ему пора. Женечка, осознав, что у него отберут Долли, раскапризничался. Тимофей тихо произнес, обращаясь к Инне:
— Долли я могу оставить вам, если не возражаете. Только принесу из своей квартиры ей собачьи консервы, без которых она жить не может, а также ее игрушки…
— Мамочка, а почему, если вы любите друг друга, то делаете вид, что не любите? — огорошил вдруг Женечка ее вопросом.
Олеся и Мила Иосифовна, на секунду разинув рты, набросились на мальчика с упреками, запрещая ему «говорить глупости» и «мешать взрослым», а Тимофей, кашлянув и призвав всех к тишине, ответил:
— А в самом деле, почему? Ты прав, Женечка, я люблю твою маму, и, надеюсь, она меня тоже!
Инна вскочила из-за стола, едва не опрокинув чашку. Тимофей, при всех опустившись перед ней на одно колено и осторожно беря ее дрожащую руку, спросил:
— Могу ли я официально стать твоим воздыхателем?
И подмигнул ей. Инна, чувствуя, что ей на самом деле трудно дышать (отчего-то вспомнилось школьное «в зобу дыханье сперло»), тихо произнесла:
— Конечно.
— Мамочка, а что такое воздыхатель? — спросил любопытный Женечка.
На что Мила Иосифовна важно ответила:
— Вот вырастешь и узнаешь!
Олеся же сказала, обнимая мальчика за плечо:
— А вот я не считаю, что тебе надо вырасти, чтобы узнать. Я тебе все расскажу, пойдем со мной…
— Инна Евгеньевна! Она портит ребенка! — заголосила бухгалтерша, а Инна, не замечая ничего вокруг, кроме стоявшего перед ней Тимофея, наклонилась к нему и поцеловала.
— Тили-тили тесто, жених и невеста! — закричал в восторге Женечка. — Мамочка, Тим, поцелуйтесь снова! Горько!
Они поцеловались. Инна вдруг поняла, что нет ничего в жизни тяжелого и что все, в сущности, просто.
Только люди зачем-то вечно делают из простого сложное. И никогда из сложного простое…
А вот она сделала!
— А будет по этому поводу тортик? — спросил сын.
— У тебя не далее чем позавчера живот болел от мучного… — строго произнесла Мила Иосифовна.
Олеся же с готовностью просюсюкала:
— А какой ты хочешь — шоколадный, безе или фруктовый?
— А можно три в одном? — обрадовался Женечка.
Мила Иосифовна снова завопила:
— Инна Евгеньевна! Она пичкает мальчика сладким! Это чревато…
— Это вы на собственном опыте знаете, не так ли? — фыркнула Олеся, явно намекая на мощное телосложение бухгалтерши.
Дамы снова вцепились друг другу в глотку, но Инна поняла, что это…
Что это тоже было частью ее нового счастья.
— И ты уверена, что тебе нужна помощь этого хлыща? — спросил Геннадий, прохаживаясь по гостиной.
Инна сидела в кресле, наблюдая за тем, как Геныч меряет ее гостиную шагами, в то время как его люди методично обследуют квартиру на предмет «жучков» и замаскированных видеокамер.
— Уверена.
Супруг прибыл во второй половине дня. Инна позвонила ему и сообщила, что принимает условия его игры. Геннадий не замедлил примчаться, сказав, что привезет с собой «пару подчиненных».
И прибыл в итоге с девятью сопровождающими.
Хорошо, что до этого Тимофей предложил дамам и Женечке вместе с Долли перейти в свою квартиру — Инна тоже считала, что сталкиваться с отцом ребенку вовсе не обязательно.
