Из-под жилетки мальчик извлек папку из твердого картона. Инна, раскрыв ее, увидела свой портрет, причем необычайно похожий на оригинал.
— Это ты сам нарисовал, родной? — спросила она.
— Ну, Тим немного помог… — засмущался Женечка. — Но только немного!
Инна поцеловала сына в обе щеки и сказала:
— Ты ведь знаешь, что я буду хранить это всегда?
— Знаю, мамочка! Поэтому я и старался!
Тут к ним подошел один из помощников и объявил, что начинают прибывать гости.
Инне пришлось встречать гостей, принимать поздравления, вести столь ненавистные ей светские разговоры. А в голове билась одна и та же мысль: «Что я здесь делаю, на чужом празднике, организованном в мою честь, в чуждом доме?»
Геннадий, как назло, куда-то запропастился, и Инна отлично понимала, что в связи с рождением сына у него были теперь совершенно иные заботы.
Но не мог же он ожидать от нее, чтобы она, как и раньше, играла роль хозяйки праздника?
Хотя, похоже, в Зазеркалье были именно такие правила.
Инна уловила краем уха, как кто-то заметил, причем весьма громко:
— А говорят, они разводятся… И вообще, у него давно вторая семья.
— А она что, не знала?
Понимая, что это глупо, Инна повернулась и проинформировала разинувших рты светских сплетниц:
— Знала. Удовлетворены?
И вдруг почувствовала, что прием начинает приносить удовольствие. Потому что если он организован в ее честь, то и проведет она его так, как считает нужным.
— Инна, дорогая! — услышала она голос одного из деловых партнеров мужа. — А где Геныч?
— Вероятно, у постели своей новой подруги. Она родила ему сегодня сына, — с лучезарной улыбкой ответила Инна. — Хотя вряд ли родила прямо здесь. Кажется, за границей.
Менее чем через пять минут все шушукались уже о том, что у Геннадия Фарафонова родился сын — от его любовницы.
— Чудесно выглядишь, Инночка! — заявила утянутая множеством пластических операций особа. — Больше сорока пяти не дашь!
Вот ведь комплимент!
Обмениваясь с особой поцелуйчиками, Инна выдохнула:
— Милая, а ты выглядишь еще лучше! Никто никогда не догадается, что тебе уже семьдесят!
Рука жертвы пластического хирурга дрогнула — в действительности ей было чуть за шестьдесят.
— Ох, ну и жара! — заявила полнотелая дама, приближаясь к ней, обмахиваясь старомодным веером. — Вы бы кондиционеры включили при такой погоде!
— Ничего, если опустошить пять бутылок шампанского, то сразу станет прохладнее, не так ли? — любезно ответила Инна, памятуя о тщательно скрываемой страсти гостьи к горячительным напиткам.
Идея со светским раутом в честь пятидесятилетия начинала Инне нравиться все больше.
Последующие минут сорок Инна была занята тем, что делала «комплименты» всем, кто прибывал на торжественный прием. Ведь гости стекались не по той причине, что так любили ее или были ее хорошими друзьями, а потому что их позвали, потому что им хотелось узнать последние новости.
Как там у этих Фарафоновых?
Вот и узнали.
— Мамочка, а почему Тима нет? — спросил Женечка, и Инна закусила губу. Вообще-то, когда Тимофей говорил, что «задержится», она не сомневалась, что в действительности он прибудет вовремя — просто организует для нее сюрприз.
Однако его отсутствие тревожило.
Устав говорить знакомым, малознакомым и совсем незнакомым людям гадости (в конце концов, не виноваты же они в том, что такие — как и она сама не виновата, что такая!), Инна, взяв бокал шампанского, вышла на террасу, которая из огромного бального зала выводила на ухоженный, прелестный сад.
Его-то Инна и ненавидела больше всего! Сад не должен быть как на картинке — он должен быть несколько запущенным, таинственным, завораживающим.
А в этой копии сада времен рококо не было ничего живого. Как, наверное, и во всем доме не было ничего живого.
В ее бывшем доме.
Инна извлекла из сумочки смартфон и отправила Тимофею сообщение. Странно, однако, сообщение, судя по одной серой галочке, до него не доходило.
Инна позвонила.
«Абонент временно недоступен».
— Вот ты где! — произнес, проходя на террасу и потирая руки, супруг. — Ну и навела ты шухера, Нинка! Они все сейчас только и говорят, какая ты стерва!
— Считаешь, они правы? — спросила Инна, пряча в сумочку телефон. И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Как сын, как супруга?
Вот и она сама назвала вторую Инну супругой.
— В добром здравии, — ответил Геннадий, явно довольный. — Ты уж извини, что не уделяю тебе времени, но сама понимаешь…
— Ничего страшного, Геныч, — парировала Инна, — мне не привыкать. Ты ведь уже как минимум лет пятнадцать не уделяешь мне времени.
Геннадий, подойдя к ней, вздохнул и сказал:
— Ну, понимаешь, мы ведь с тобой расстаемся…
— Понимаю, — ответила Инна.
Вообще-то, все ясно, более того, этого желает и он, и она. Так отчего же так…
Больно?
Нет, не больно. А горько и противно.
— Ну и отлично! — расцвел Геныч, у которого, по-видимому, гора с плеч свалилась. — Мы же уже давно стали чужими людьми, Нинка. А теперь у меня есть сын и…
— Уже скоро десять лет, как у тебя есть сын! — отчеканила Инна, а Геннадий замер с полураскрытым ртом.
Он, кажется, на полном серьезе силился понять, что она имеет в виду. И кого.
Инна кивнула на Женечку, беседовавшего с лысым музыкальным продюсером и его юркой скелетообразной супругой.
— Да, ну конечно, есть. Но ты сама понимаешь…
Он смолк, и Инна буквально выплюнула:
— Не понимаю!
Геннадий прошелся по террасе, посмотрел на гостей, затем бросил взгляд на дорогущие часы на запястье.
— Вертолет прибудет через час. Вообще-то, я еще хотел смотаться в клинику…
— За границу? — саркастически осведомилась Инна.
— Ну почему же? Инна рожала в Москве. Это я специально слухи распустил, что за границей, чтобы от нее все отстали.
— Геныч, а зачем ты так желал устроить это нелепое празднество? — поинтересовалась Инна. — Оно ведь не нужно ни мне, ни тебе, ни твоей Инне. Никому! Но ты все равно настоял!
К супругу приблизился один из его людей, что-то шепнув на ухо. Тот нетерпеливым жестом отослал его прочь.
