Все еще не обращая внимания на вопли Торанта, Ток развернулся в седле, в мыслях уже готовый убить детей собственноручно, – по крайней мере, он это сделает быстро, а глаза каждому прикроет ладонью. Вместо этого он увидел на юго-востоке странную колышущуюся полосу. Бхедерины?
Нет. Это войско.
Прищурив единственный глаз, он смотрел, как полоса приближается, – да, они направляются именно сюда. Это не летерийцы, я не вижу их знамен, ни одного. Нет, не летерийцы.
Ток снова обернулся на солдат, которые перешли на бег. Однако им оставалось не меньше сотни шагов.
Еще один взгляд – на сбившихся в кучку детей, некоторые молчат, другие всхлипывают, – и он быстро отвязал от седла кожаный мешок со стихами. Крикнув «Торант!», он швырнул сумку воину – тот ее поймал, глаза на прыщавом, покрытым подтеками грязи и слез лице широко раскрыты от недоумения. Ток махнул рукой в сторону полосы вдали:
– Видишь? Это армия – и не летерийская. Говорили ведь что-то там про Болкандо и союзников? Да слушай же меня, Торант, будь ты проклят! Ты один остался – и еще дети. Забирай их, Торант, забирай, и, если у твоего народа остался еще хотя бы один дух-хранитель, оул’даны будут жить. Ты меня понял?
– Но…
– Торант, да двигай ты уже, чтоб тебя!
Ток Анастер, мезлан, последний из Серых Клинков Элингарта, вытащил лук и наложил на жилу тетивы первую из стрел с кремневым наконечником.
– Я выиграю для тебя немного времени, но двигай же – немедленно!
Обмотав поводья вокруг луки седла, наклонившись вперед и сжав бока лошади ногами, он поскакал – на летерийских пехотинцев.
Лошадь распласталась в галопе, из-под копыт летела грязь. Худов дух, непросто мне придется.
В пятидесяти шагах от солдат он привстал на стременах и принялся выпускать стрелу за стрелой.
Морское дно, по которому Торант уводил детей, слегка поднималось в ту сторону, где было войско, масса темных силуэтов придвигалась к ним все ближе и ближе. Не было ни знамен, ни других признаков, по которым можно было догадаться, кто это такие, однако Торант обратил внимание, что они не маршируют строем. Просто толпа – так двигались бы сами оул’даны, или, например, враждебные им племена ак’рин или д’рхасилхани с южных равнин.
Если войско принадлежит одному из племен, Торант, вероятно, ведет детей навстречу гибели. Это неважно, так и так умирать.
Он сделал еще десяток шагов по грязи, потом остановился, дети сбились в кучку вокруг него. Положив ладонь ребенку на макушку, Торант обернулся.
Хотя бы этого Ток Анастер заслужил. Свидетеля. Торант не верил, что в чужаке еще сохранилось мужество. Получается, он ошибался.
Лошади все это не нравилось. Току тоже. Когда-то он был солдатом, но это время уже миновало. Тогда он был молод – чувствовал себя молодым, – и это чувство питало пылавший в душе огонь. Даже когда раскаленный осколок камня лишил его внешней привлекательности – не говоря уже про глаз, – этого оказалось недостаточно, чтобы он перестал ощущать собственную неуязвимость.
Плен в Домине все изменил. То, как раз за разом ему калечили плоть и кости, мерзкая магия, которой его раз за разом исцеляли, окостенение, в которое впала его душа, когда даже собственные крики казались ему музыкой, забрали с собой верования юности, унесли так далеко, что даже в ностальгических мечтах ему вспоминались лишь муки.
Когда он вернулся к жизни в новом теле, казалось, вместе с этим наступит и новая жизнь. Однако внутри он оставался все тем же Током Младшим. Который когда-то был солдатом, но это время миновало.
Жизнь среди Серых Клинков ничего не изменила. Они отправились сюда, в эту страну, следуя зову Волков, одаривших их неясными видениями, смутными пророчествами, родившимися в невнятных снах: где-то здесь их ожидала великая война – битва, где они очень, крайне нужны.
Оказалось, что это вовсе не битва рука об руку с оул’данами.
Ошибка, оказавшаяся смертельной. Не те союзники. Не та война.
Ток никогда не доверял богам. Ни одному. Если разобраться, список тех, кому он доверяет, оказался после всего, через что довелось пройти, до крайности куцым.
Рваная Снасть. Ганос Паран. Остряк.
Тлен.
Волшебница, капитан без особых талантов, охранник каравана, да еще треклятый т’лан имасс.
Вот бы они сейчас были рядом.
Лошадь двигалась медленно, тяжко, оскальзываясь. Изо всех сил сжав коленями ее плечи, Ток посылал в пехотинцев стрелу за стрелой – хотя и знал, что дело это напрасное. Он почти ничего не видел, болтаясь над седлом лошади, которая сама едва удерживалась на ногах, вздымая вокруг себя тучи грязи.
Приблизившись, он услышал вопли. Оставалось всего две стрелы. Он натянул тетиву, привстал в стременах еще выше…
И с изумлением обнаружил, что его стрелы не прошли мимо. Ни одна. Он уложил восьмерых летерийцев.
Девятая стрела, шипя, унеслась прочь и ударила солдата в лоб, каменный наконечник прошел сначала сквозь бронзу, потом – сквозь кость.
Последняя стрела.
Боги…
Он оказался в самой гуще летерийцев. Почти в упор выпустил последнюю стрелу в грудь женщине.
В левую ногу ударило копье, острие прошло насквозь и процарапало лошадь по шкуре. Животное с диким ржанием рванулось вперед…
Ток, отшвырнув лук, вырвал из ножен скимитар – проклятье, что ж я щит-то не захватил? – и принялся размахивать им в обе стороны, отражая выпады копий.
Лошадь прорвалась сквозь нападавших. И была готова устремиться вперед, к строю летерийцев, до которого оставалось две сотни шагов, но Ток ухватил поводья и заставил ее развернуться.
Обнаружив прямо перед собой бегущих на него солдат – около десятка.
В лошадь ударило два копья – одно скользнуло по лопатке, другое вошло глубоко в живот.
Жалобно визжа, лошадь пошатнулась и упала на бок – задние ноги уже запутались в выпавших кишках, каждый отчаянный удар копыт вытягивал из брюха все больше и больше. Ток, не успевший опуститься в седло, сумел оттолкнуться, не оказаться под животным.
И заскользил по жиже, пытаясь подняться.
Копье ударило его в правое бедро, выдернув из грязи и опрокинув на спину.
Он рубанул по копью. Древко разлетелось, прижимающая к земле сила исчезла.
Вслепую отмахиваясь скимитаром, Ток сумел встать. По обеим ногам струилась кровь.
Очередная атака. Отбив удар копья, Ток, пригнувшись, прыгнул вперед и обрушил скимитар на шею солдата.
В спину ударило острие, толкнуло вперед.
На короткий меч, скользнувший между ребер и надвое разрубивший сердце.
Ток Анастер рухнул на колени, испустил последний вздох и упал бы лицом в грязь, однако ухватившая его рука не пустила. Перед единственным глазом сверкнул кинжал. Челюсть вдруг обожгло…
