Стоявший у нее за спиной Улшун Прал произнес:
– Готос сказал, что Силкас Руин однажды явится за Финнэстом. Готос полагал, что это… забавно. Яггуты, – добавил он, – очень странный народ.
– Чтобы получить свободу, – продолжила Килава Онасс, – Силкас Руин заключил договор с Азатом, с башней, которая умирала. Теперь он выполнил свою часть сделки. И Азат возродился.
– Выходит… сражаться было не нужно?
Килава нахмурилась.
– Никогда нельзя доверять тисте анди. – Ее сияющие глаза на мгновение глянули куда-то в сторону. – И потом, имелись еще кое-какие… обстоятельства.
Только Онраку сейчас было не до обстоятельств. Он не отрывал взгляда от Килавы Онасс.
– Значит, тогда, в темноте – это была ты?
Она нахмурилась еще сильней.
– Ты что, и раньше был такой же тупой? Я уже позабыла – о духи, мне только страшней становится. Конечно же, я. Ты приковал меня к камню, своими глазами, своей рукой. Своей любовью, Онрак. Твое желание было запретным и многих оскорбило. Но не меня. Единственное, что я понимала тогда – что обязана дать ответ. Дать голос собственному сердцу. – Она положила руку ему на грудь. – Твое сердце тоже сейчас не молчит. Ты из плоти и крови, Онрак. Ритуал более не властен над твоей душой. Скажи же мне, что ты ищешь?
Онрак не отвел от нее глаз.
– Я уже нашел.
Он с трудом поднялся на ноги – казалось, в теле болит каждая косточка. И тут же посмотрел в ту сторону, где в последний раз видел Трулла Сэнгара. Заметил своего друга, и нарастающие в нем дурные предчувствия тут же унеслись прочь.
Тебя, Трулл Сэнгар, убить ничуть не проще, чем меня самого.
Потом увидел на глазах друга слезы и понял, что горя сегодня все-таки не избежать.
Неподалеку, у входа в расщелину, на заваленной телами маленькой площадке стоял Руд Элаль. Здесь умерла сестра его матери. И трое имассов.
Сердце подсказывало ему, что тело матери он сегодня тоже увидит, пусть и не здесь.
Он стоял на залитой кровью земле и пытался понять, что это было – то, что вот только что умерло у него в душе.
Позже, много позже, он все-таки сумел подобрать подходящее слово.
Невинность.
Быстрый Бен все еще ковылял, словно старец, и Вала это не переставало забавлять.
– Запоминай хорошенько, – посоветовал он, когда они оказались наконец у входа в пещеру, в тот ее тоннель, что вел к Вратам Старвальд Демелейна. – Вот точно таким ты лет через двадцать и станешь. Противным старикашкой. Зубы у тебя будут шататься, десны распухнут, станешь вот так же бормотать себе под нос не пойми что…
– Поговори мне еще, сапер, и узнаешь, что такое шатающиеся зубы. Я вообще-то удивлен, что тебе их этой костью все не повышибало. Нижние боги, никогда еще так не смеялся!
Вал осторожно погладил огромную шишку на лбу:
– Так значит, свою задачу на сегодня мы выполнили. А остальные? Как ты считаешь?
– Скоро узнаем, – ответствовал чародей. – Пока лишь одно могу сказать.
– И что же?
– Прямо сейчас в этом краю растет дом Азатов.
– И что это означает?
– Много всего. В частности – этот край теперь не иллюзия. И не исчезнет. Имассы будут жить.
– Руд Элаль будет доволен, – хмыкнул Вал. – Онрак тоже.
– Верно. Есть еще одно обстоятельство, которым они вряд ли будут довольны. В доме Азатов будет башня. А внутри нее – врата.
– И что?
– Вот болван, – вздохнул Быстрый Бен. – Врата в Старвальд Демелейн.
– И?
– И все. Престол Тени и Котильон. Которые пользуются Азатом, когда им только заблагорассудится. Теперь у них есть доступ. И не только сюда.
– А и в Старвальд Демелейн? Нижние боги, Бен! Мы все ради этого и делали? Ты сюда за этим явился?
– Хватит орать, сапер. Когда здесь посеяли Дом, нас ведь и близко не было? Так? Если меня на самом деле что-то и волнует, так это то, как много эти два хитрожопых ублюдка знают, или думают, что знают. Понимаешь, к чему я клоню?
– Да чтоб тебе Худ в сапоги нассал, Бен Адаэфон Делат!
– Твое барахло, Вал, у тебя с собой? Это хорошо. Потому что, когда доберемся до Врат, мы сразу входим в одни.
– Сразу?
– Сразу. – Чародей одарил сапера ухмылкой. – А то Скрип там без тебя совсем раскис.
Силкас Руин, стоявший под деревьями среди древних развалин – остатков какого-то поселения форкрул ассейлов, медленно сползающего вниз по склону горы, – поднял лицо к голубому небу над головой.
Он выполнил данный Азату обет.
И дал душе Скабандари отсрочку – которой Кровавый Глаз совершенно не заслуживал.
Месть, как он и сам прекрасно знал, – радость весьма ядовитая.
Оставалось еще одно дело. Сравнительно небольшое, единственной целью которого было утолить свое собственное ощущение возмутительной несправедливости. Об Увечном Боге Силкас Руин знал очень мало. Но то, что знал, ему очень не нравилось.
Так что он раскинул руки. И обратился в дракона.
Взмыл в небеса, обламывая сучья окружающих его деревьев. В морозный горный воздух – далеко к западу два кондора в ужасе метнулись прочь. Однако Силкас Руин направлялся не на запад.
А на юг.
В город под названием Летерас.
Вот теперь он действительно жаждал кровопролития.
Глава двадцать четвертая
Будь это наши последние дни,
Если все, чьи глаза умеют смотреть внутрь,
Скроются из виду,
Кто станет о нас горевать?
Когда мы повесили головы,
Подавленные крушением своих планов,
Глаза видят, но они безразличны,
Глаза свидетельствуют, но им все равно.
Каменный взгляд статуй,
Охраняющих идеальную площадь,
Резной, словно тепло,
Словно неспешная капитуляция истории.
И никто, кроме созданий,
Пляшущих в наших разинутых ртах,
Не слышит вой ветра,
Его свищущий священный голос.
Так в наши последние дни,
Все, что мы видим, кончается внутри,
Где все началось и больше никогда не начнется,
Короткая отсрочка – и наступает тьма.
«Незримый танец»
Рыбак кель Тат
Начало кургану Клюва положили несколько костей, брошенных поверх обугленного, потрескавшегося скелета – все, что осталось от молодого мага. Очень скоро к куче добавились и другие предметы. Застежки, пряжки, брелоки, монеты, поврежденное оружие. К тому моменту, когда Кулак Кенеб был готов отдать команду на марш, курган достиг высоты человеческого роста. Капитан Фарадан Сорт попросила Флакона благословить его, однако взводный маг лишь покачал головой и объяснил, что все поле битвы, которое прикрыло волшебство Клюва, теперь мертво для магии. Вероятней всего, навсегда. Капитан после этих слов просто отвернулась, однако Кенебу все же показалось, что он расслышал: «Значит, ни одной свечи не осталось».
