– Да, адъюнкт?
– Что не так с этой женщиной?
– Она мертва, – ответил бывший жрец. – На ней некромантское проклятие.
– Точно?
– Адъюнкт, – подал голос Горлорез, прокашлявшись, – капрал Смрад сказал то же самое, когда увидел ее в таверне.
Бруллиг, выпучив глаза, уставился на Шурк Элаль. Челюсть его безвольно отвисла.
Скорген Кабан вдруг нахмурился и забегал глазами. Потом вынул палец из единственного уха, рассмотрел налипшую на ноготь массу и сунул в рот.
– Что ж, мои поздравления, – вздохнула Шурк. – Увы, цена моей тайне – грош, так, самолюбие потешить. А если у вас и есть какие-то предрассудки в отношении нежити, то придется мне пересмотреть свое отношение к вам, госпожа адъюнкт. И к вашей пестрой компании.
Неожиданно для Горлореза Тавор улыбнулась.
– Капитан, смею уверить, что в Малазанской империи знакомы с нежитью не понаслышке, хотя не скрою, что с такой бездной очарования я встречаюсь впервые.
Нижние боги, да она заигрывает с этой надухаренной мертвячкой!
– Воистину бездна, – пробормотал Банашар, но развить мысль не соизволил.
Худом траченные жрецы. Ни на что не годны.
– Иными словами, никаких предрассудков мы не испытываем, – подытожила Тавор. – Прошу прощения, что мой вопрос так некстати раскрыл твою сущность. Мне было любопытно.
– Вот и мне любопытно, – отозвалась Шурк, – зачем этой вашей Малазанской империи вторгаться на земли летери?
– Мне сообщали, что это свободный остров…
– Да, завоеватели-эдур оставили нас в покое. Только вы ведь не сюда вторгаетесь, нет. Вам просто нужен плацдарм, чтобы напасть на империю. Вот я и спрашиваю: зачем?
Теперь адъюнкт стала сама серьезность.
– Наш враг – тисте эдур, капитан. Не летерийцы. На самом деле нам нужно народное восстание…
– Не выйдет, – отрезала Шурк Элаль.
– Почему это? – спросила Лостара Йил.
– Потому что нам нравится, как все идет. Более или менее. – Никто не ответил, и Шурк, улыбаясь, продолжила: – Да, эдур ворвались в чудовищный недостроенный дворец в Летерасе и истребили правящую семью. Да, вырезали несколько армий по дороге на столицу. Вот только партизан, которые бы прятались в лесах и лелеяли мечты об отмщении, вы не встретите.
– Почему это? – снова спросила Лостара, не меняя тона.
– Они – завоеватели, но победители – мы. Ах, будь здесь Тегол Беддикт, он бы в два счета вам все разъяснил. Но я попробую. Представлю, что он сидит рядом и подсказывает. Завоевание завоеванию рознь. Конечно, тисте эдур – наши правители, их слово – закон, который нельзя оспорить. На их стороне убийственная магия, а их расправы скоры и прямолинейно жестоки. Они не просто закон, они выше закона, как его понимают летери…
– И как же они его понимают? – спросила Лостара с нажимом.
– Как некий свод правил, который можно трактовать в чью угодно пользу – достаточно найти хорошего адвоката.
– Чем ты занималась до того, как податься в пираты, Шурк Элаль?
– Воровством. Так что знаться с адвокатами приходилось. В общем, дело вот в чем: эдур, конечно, правят, но по незнанию или безразличию – а безразличие, как ни крути, проистекает из незнания – в повседневные дела империи вмешиваются мало. По сути, всем заправляют те же летери, к тому же сейчас у них даже больше свободы, чем в прежние дни. – Она снова улыбнулась и покачала ногой. – А для простого люда почти ничего не поменялось. Мы по-прежнему бедны, по уши в долгах и униженно-покорны – или, как сказал бы Тегол, покорны в своем унижении.
– То есть даже летерийская знать не хочет ничего менять, – подытожила Лостара.
– Она – меньше всего.
– А что же ваш Император?
– Рулад? По общему мнению, он безумен, а к тому же заточен в своем же дворце. Империей правит канцлер – летери. Он занимал эту должность еще при короле Дисканаре, так что позаботился о том, чтобы ничего не изменилось.
Блистиг издал тихий стон и обратился к Тавор:
– Адъюнкт, морпехи…
Горлорез все понял и содрогнулся от ужаса. Их послали искать союзников, подбивать население к вооруженному восстанию… Но ничего не выйдет.
Империя, конечно, восстанет, но лишь затем, чтобы разорвать глотки «освободителям».
Адъюнкт, и как только у вас это выходит?
Глава пятнадцатая
Солнце, уйди, время твое не пришло.
Черные волны плещутся под слепой луной,
бьются о берег с неслышным шумом,
непокорная воля вздымается из кровавой пены.
Прячьтесь в горах, железные тучи,
откройте морю блеск пляшущих звезд,
который осветит соленый полночный прилив.
Сберитесь и множьтесь, мощные вихри
растите, как головы ящеров из темных глубин,
в чьих голодных глазах пылает яркая мощь.
Отпряньте в страхе, леса, ибо сей ночью
черные волны накроют черное побережье,
смоют остатки плоти с ваших костлявых корней,
смерть приидет, раздвинув ряды хладных трупов.
Будет лишь ветер, лишь ужас, лишь кровь.
Это – буря Жнеца
«Грядущая буря»
Реффер
На дальний конец стола обрушился кулак. Зазвенели тарелки, запрыгали приборы, покрытые коркой засохшей еды. От дрожи, будто после раската грома, задрожали кубки и прочие предметы.
Сквозь онемение прорезалась боль, и, придерживая дрожащий кулак, Тома Сэнгар медленно опустился на кресло.
Огоньки свечей выровнялись, как будто желали выслужиться после потрясения. Их прозрачный желтый свет казался насмешкой над горьким гневом эдура.
Жена, сидевшая напротив, поднесла к губам шелковую салфетку, промокнула рот и, положив салфетку на место, посмотрела на мужа.
– Трус.
Томад поморщился, переводя взгляд на штукатуренную стену справа. Не обращая внимания на неуместный трофей, висевший там, он искал нечто… менее болезненное. На потолке пятнистым узором расползались сырые пятна. В этих местах от постоянной течи штукатурка разбухла. Ломаные трещины расходились во все стороны, как запечатленная молния.
– Ты его не увидишь, – сказала Урут.
– Он меня не увидит, – отозвался Томад, не поддакивая, а скорее огрызаясь.
– Отвратительный тощий летери, который спит с мальчиками, одолел тебя, муж. Он преграждает тебе путь, а у тебя кишка тонка, чтобы его сдвинуть. Не возражай, тебе не хватает духу даже мне в глаза посмотреть. Ты просто отдал нашего последнего сына.
Лицо Томада исказила кривая усмешка.
– Кому, Урут?.. Давай, скажи. Канцлеру Трибану Гнолу, который мучает детей и зовет это любовью? – Он все-таки поднял взгляд на жену, не желая признаваться даже самому себе, каких усилий ему это стоило. – Мне свернуть ему шею? Проще, чем переломить сухую ветку. А что его телохранители? Думаешь, они будут стоять и смотреть?
