– Мы принесли эль для шайха Бруллига, – продолжала женщина.
– Хорошо очень, – ответил Гальт. – Вы оставляете, мы делаем, что он его получает.
– Мы с шайхом Бруллигом старые друзья. Я хочу с ним поговорить.
– Он занятый.
– Чем?
– Думает.
– Это Бруллиг-то? Что-то не верится. Да и ты еще кто такой, Странник тебя побери? Не летериец и не из местных заключенных, насколько можно судить по твоим приятелям, что рассиживают в таверне. Я поспрашивала: ты с того корабля, который бросил якорь в бухте.
– Это очень просто, капитан. Мы приходим, весь лед уходит. И Бруллиг – он нас платит. Гости. Королевский прием. Теперь мы вместе. Он всегда нас улыбается, добрый. Мы добрые тоже.
– Дураки, один другого добротнее, – прорычал мужской голос за дверью, принадлежавший, по всей видимости, старшему помощнику. – Уйди с дороги, дай бочонок поставить. У меня уже рука затекла.
Гальт оглянулся на Масан Гилани.
– Чего тебе? – спросила она по-малазански. – Мое дело маленькое – следить, чтобы у нашего приятеля все мысли были ниже пояса.
Бруллиг облизнул влажные губы. Я это знаю, она это знает – так почему я все еще поддаюсь? Неужели я настолько туп?
– Пропустите, – тихо сказал он. – Я их успокою, а потом выпровожу.
Гальт опять посмотрел на Масан Гилани. Та ничего не ответила, но они явно о чем-то договорились. Солдат пожал плечами и сделал шаг в сторону.
– Заносят эль.
Вошли двое: Скорген Кабан по прозвищу Красавчик и следом за ним… верно, она.
– Шурк Элаль, какая встреча. – Будущий король улыбнулся. – Не постарела ни на день. Скорген, опускай бочонок, а то вывихнешь плечо, и к твоим болячкам добавится еще кособокость. Вбей краник и налей всем по кружке. Кстати, – добавил он, когда пираты увидели остальных военных (Скорген чуть не подскочил, заметив в углу Лоуба с арбалетом), – разрешите представить моих почетных гостей. Тот, что у двери, – Гальт, в углу – Лоуб, а красавицу у меня за спиной зовут Масан Гилани.
Шурк Элаль взяла стул, стоявший у двери, и поставила напротив кресла, в котором расположился Бруллиг. Села, закинула ногу на ногу и сцепила пальцы.
– Подлый обманщик и прижимистая сволочь, чтоб тебя. Будь ты один, я бы без промедления свернула твою жирную шею.
– Меня не удивляет твоя враждебность, – ответил Бруллиг, испытывая внезапную радость от того, что его стерегут малазанцы. – Однако твои обвинения ошибочны. Всё не так, как ты думаешь. Если бы ты дала мне возможность объяснить…
Шурк улыбнулась очаровательно и мрачно одновременно.
– Ты бы – и объяснил? Бруллиг, на тебя это не похоже.
– Люди меняются.
– Впервые слышу, чтобы это касалось мужчин.
Бруллиг хотел пожать плечами, но тогда острие кинжала распороло бы ему спину. Поэтому он лишь всплеснул ладонями.
– Давай просто забудем обо всем. Твоя «Бессмертная благодарность» здесь, в гавани, целая и невредимая. Товар разгружен, ты в немалом барыше. Уверен, тебе не терпится поскорее оставить наш славный остров за кормой.
– В этом ты прав, – подтвердила Шурк. – Но вот беда: нас, как бы сказать, не пускают. Выход из бухты перегородил какой-то гигантский корабль – я таких никогда не видела, – а у главной пристани пришвартовалась необычной формы боевая галера. Такое впечатление, что остров… – она мимолетно ухмыльнулась, – берут в блокаду.
Бруллиг вдруг перестал чувствовать кинжал. Масан Гилани, убирая оружие в ножны, отошла в сторону, затем заговорила, но на каком-то совершенно незнакомом языке.
Лоуб снова вскинул арбалет, навел его на шайха и ответил Гилани на том же наречии.
Скорген стоял на коленях у бочонка и вбивал в него краник.
– Во имя Странника, Бруллиг, что тут творится? – спросил он, поднимаясь.
– Ничего особенного, – ответили ему из дверей. – Твой капитан прав. Мы дождались.
У косяка, сложив руки на груди, стоял солдат по имени Горлорез.
– Отличная новость, а? – улыбаясь, обратился он к Масан Гилани. – Так что ты со своими прелестями и округлостями можешь отправляться на пристань. Уверен, Урб и прочие смертельно по ним истосковались.
Шурк Элаль осталась сидеть и, громко вздохнув, произнесла:
– Что ж, Красавчик, похоже, мы тут задержимся на какое-то время. Будь добр, разыщи кружки и налей всем эля.
– Мы теперь пленники?
– Нет, что ты, – ответила капитан. – Гости.
Масан Гилани, преувеличенно виляя отменными бедрами, освободила покои.
Бруллиг еле слышно застонал.
– Как я и говорила, – сказала Шурк вполголоса, – мужчины не меняются. – Гальт тем временем пододвинул еще один стул. – А ты здесь, я так понимаю, чтобы не дать мне придушить этого богомерзкого червяка?
– Увы. – Солдат мимолетно улыбнулся. – По крайней мере, пока.
– Так что за «друзья» там в гавани?
– Скажу по секрету, капитан, – Гальт подмигнул, – мы тут по делу, а этот остров – прекрасное место для штаба.
– Твой летерийский стал заметно лучше, я погляжу.
– Вы благотворно на меня влияете, капитан.
Горлорез всё еще стоял в дверях.
– Не распинайся, – сказал он. – Глаза тебя обманывают. Смрад говорит, она уже давно по ту сторону Худовых врат.
Кровь отхлынула от лица Гальта.
– Не понимаю, о чем он, – проговорила Шурк Элаль, обращая на солдата полный страсти взор. – Моих аппетитов это нисколько не умерило.
– Фу… как мерзко.
– И ты поэтому так напрягся, да?
Гальт поспешно утер пот со лба.
– А я еще на Гилани жаловался, – проворчал он.
Бруллиг заерзал в кресле. Одно к одному. Как у этих треклятых малазанцев всё ладится! Свободы страшно не хватает.
– Эй, Красавчик, нельзя ли поживее с бочонком?
Один, оторванный от дома, среди своры недовольных солдат – худшего кошмара для командира не придумаешь. А когда ты посреди океана и гонишь всех вперед незнамо куда, добром это не кончится.
Какое-то время армия держалась на злости. А потом, будто личинки оводов под кожей, зашевелилось осознание: родина желает своим воинам смерти. Близких – мать с отцом, жену или мужа – больше не увидеть. Сына или дочку не понянчить, гадая, от кого из соседей им достались глаза. Ни с кем не помириться, ни перед кем не загладить вину. Все, кого ты знаешь и любишь, всё равно что мертвы.
Это даже хуже, чем лишить армию добычи и жалованья. Так и до бунта недолго.
Мы служили империи. Взамен наших родных освобождали от налогов, они жили на наше жалованье, компенсации и пенсии. Многие из нас еще молоды, им не поздно уволиться и начать новую жизнь: без воплей, мечей и головорезов, жаждущих разрубить тебя пополам. Другим же всё равно, они просто страшно устали.
