– Как ваш адвокат, мастер Бугг, я буду первым в очереди жаждущих вашей крови.
– Ну это не слишком-то лояльно с вашей стороны.
– За мою лояльность вы не заплатили.
– Но лояльность – это не то, за что платят, адвокат Слим.
– Если бы я знал, что обман сопровождает вашу очевидную несостоятельность, мастер Бугг, я ни за что не согласился бы представлять вас в каком бы то ни было деле.
Бугг выпрямился.
– Это бессмысленно, – заявил он. – Как бесчисленное множество раз отмечал Тегол Беддикт, обман лежит в самом сердце нашей экономической системы. Подписанный контракт как этическое достоинство. Кусочки металла, ни на что больше не годного – кроме украшений, – как богатство. Рабство как свобода. Долг как собственность. И так далее.
– Да, но сей установившийся обман необходим для моего благополучия, мастер Бугг. Без него моей профессии не существовало бы. Вся цивилизация, по сути – система контрактов. Ну да, сама природа общества основывается на взаимно одобренных критериях ценности. – Он замолчал и медленно покачал головой – это было пугающе сложное движение. – Зачем я вообще с вами это обсуждаю? Вы явно безумны, и ваше безумие готово обрушить лавину финансового краха.
– Не вижу, с какой стати, мастер Слим. Конечно, если только ваша вера в значение социального контракта не основана на циничном своекорыстии.
– Ну конечно, основана, дуралей!
Слишком для неуклюжего шипения.
Пальцы Слима извивались, как потерявшиеся, слепые и ищущие дорогу на ощупь червяки.
– Без цинизма, – придушенно процедил он, – станешь жертвой системы, а не хозяином, а я слишком умен, чтобы стать жертвой!
– И это приходится постоянно подтверждать самому себе собственным богатством, безбедной жизнью, необходимым превосходством над жертвами – таким превосходством вы окружаете себя непрерывно, судя по вашей материальной невоздержанности.
– Словеса, мастер Бугг. Достаточно сказать – показуха.
– Такая краткость, адвокат Слим?
– Получайте, сколько заплатили.
– В таком случае, – заметил Бугг, – странно, что вы вообще говорите.
– Вот вам мой подарок. Я немедленно извещу ваших финансистов, что вы фактически банкрот, и в свою очередь предложу услуги по захвату ваших материальных активов.
– Очень щедро с вашей стороны.
Губы Слима спрятались в сухой гримасе. Один глаз дернулся. Червяки на ладонях смертельно побелели.
– А пока я заберу эти два докса.
– Не совсем два.
– Тем не менее.
– Буду должен срезанный гуртик.
– Будьте уверены, я его в конце концов получу.
– Хорошо. – Бугг залез в кошелек и выудил две монеты. – Это ведь заем?
– В счет моего гонорара?
– Естественно.
– Чувствую, что вы уже не играете, мастер Бугг.
– В какую же игру?
– В которой победители побеждают, а проигравшие проигрывают.
– Ах, в эту. Полагаю, что нет. Естественно, если допустить, что когда-нибудь играл.
– У меня вдруг возникло подозрение: вся правда за слухами о надвигающемся обрушении рынка – ваших рук дело?
– Вряд ли. Подтягиваются бесчисленные победители, уверяю вас. И естественно, они уверены, что в конце выиграют. Так оно и работает. Пока не прекратится. – Бугг щелкнул пальцами. – Пуфф!
– Без этих контрактов, мастер Бугг, воцарится хаос.
– Хотите сказать, победители запаникуют, а проигравшие бросятся захватывать. Да. Хаос.
– Вы и впрямь безумец.
– Нет, просто устал. Я смотрел в глаза очень многим проигравшим, Слим. Слишком многим.
– И в итоге сделаете проигравшими всех нас. Чтобы обнулить счет? Но знаете, ничего не выйдет. Вы должны это знать, Бугг. Не выйдет. Вместо этого бандиты поднимутся наверх, вместо долга вы получите настоящее рабство, вместо контрактов начнется тирания.
– Все маски будут сорваны, да.
– И что тут хорошего?
Старший бог пожал плечами.
– Опасность безудержной экспансии, адвокат Слим, открывается в прахе и пепле, оставшихся после. Предполагая бессмертие вида, которое очень кстати для игры. Любой игры. Но это допущение не спасет в конце вас. Нет, оно на самом деле убьет вас. Это своекорыстное, набожное, претенциозное, высокомерное допущение.
– И это говорит мне противный старик.
– Вы понятия не имеете.
– Имел бы кинжал, принес бы с собой. Чтобы прикончить вас, здесь и сейчас.
– Да. Ведь любая игра заканчивается, правда?
– И меня вы называете циником.
– Ваш цинизм кроется в сознательном надругательстве над другими, чтобы утвердить собственное превосходство. Мой цинизм относится к сознательной слепоте человечества, не замечающего собственного вырождения.
– Без этой сознательной слепоты не останется ничего, кроме отчаяния.
– Ну, я не настолько циничен. На самом деле я совершенно не согласен. Может быть, когда сознательная слепота совершит предначертанный оборот, родится сознательная мудрость, люди увидят все, как оно есть.
– Все? О чем вы говорите, старик?
– Ну, о том, что все действительно ценное на самом деле бесплатно.
Слим убрал монеты в свой раздутый кошелек и пошел к двери.
– Очень оригинальное замечание. Увы, не буду желать вам доброго дня.
– Не стоит.
Слим повернулся, услышав жесткость в голосе Бугга, и вопросительно задрал брови.
Бугг улыбнулся.
– Теперь сантименты не будут бесплатны?
– Нет, не будут.
Как только несчастный адвокат ушел, Бугг поднялся. Ну что ж, началось. Почти в тот самый день, как и говорил Тегол. Непостижимый человек. И, возможно, в этом кроется какая-то надежда для человечества. Все, что нельзя взвесить или как-то измерить.
Возможно.
Теперь Буггу нужно исчезнуть. Пока ему не начали отрывать руки-ноги адвокаты, не говоря уж о финансистах.
А это очень неприятно. Но сначала нужно предупредить Тегола.
Старший бог оглядел кабинет, ощутив какое-то теплое чувство, почти ностальгию. В конце концов, это было даже забавно. Вся эта игра. Как и большинство игр. Даже интересно, почему Тегол остановился в первый раз. Впрочем, не такая уж загадка. Столкнешься лицом к лицу с жестокой правдой – с любой жестокой правдой – и станет понятно желание отступить.
Как сказал Слим, нет ничего хорошего в отчаянии.
Но отчаяние становится больше, когда иллюзия раскрывается. Да, я действительно устал.
