Уничтожьте ублюдков. Всех до единого. Уничтожьте их всех.
Похоже, Орбин Правдолов что-то такое прочитал у него в глазах – его круглое, покрытое потом лицо сделалось совершенно белым.
Венитта Сатада это позабавило. Что, Орбин, поймал наконец правду?
С обоих краев черного грозового фронта по небу скользили отдельные серые тучки и тянули за собой косые дождевые полотнища. По всей холмистой равнине впадины и склоны были покрыты зеленью – лоскутным одеялом из мха, лишайника и матово блестящей травы. На вершине ближайшего холма валялась ногами кверху туша убитого ударом молнии дикого бхедерина, с которой наспех посрезали мясо. На одном копыте сидела насквозь промокшая ворона. Кишки животного тянулись вниз по склону, мимо которого проезжал сейчас Брол Хандар со своим отрядом.
Оул’даны бежали. Умерших от ран воинов хоронили, присыпав камнями, и могильные кучки отмечали сейчас для преследователей путь, по которому отступает племя. Только в этом не было особой необходимости – с началом дождей за бегущими оставалась широкая полоса слякоти. Подобная нехарактерная беспечность вызывала в наместнике все большее беспокойство, хотя, быть может, Биватт и права – череда прокатившихся по равнине гроз, что для этого времени года совсем не свойственно, попросту застала Красную Маску врасплох. Скрыть следы многотысячного войска, их семей и стад, которые они гнали за собой, невозможно. Это обстоятельство, как и кровопролитная, катастрофическая битва на Предегаре, свидетельствовали, что Красная Маска тоже способен ошибаться; не исключено, что предводителю оул’данов приходится сейчас бороться со зреющим в его народе недовольством.
Однако всему этому следовало как можно быстрее положить конец. По неизвестной причине обозы с припасами из Дрена перестали их догонять. Как раз сегодня Биватт отправила сотню синецветских копейщиков обратно по собственным следам в надежде, что им удастся отыскать отставшие телеги и их эскорт. Пища вот-вот должна закончиться, а никакая армия, пусть даже хорошо обученная и морально стойкая, не способна сражаться на пустой желудок. Разумеется, изобильные пиршества в виде целых стад родара и миридов ждали их впереди. Требовалась лишь битва. Красная Маска и оул’даны должны быть уничтожены.
Набежавшая туча принесла с собой ледяной дождь, для этого времени года – поразительно холодный. Брол Хандар и его тисте эдур ехали сквозь него молча. На родине дожди совсем другие – мягкие, больше похожие на легкую водяную дымку. Здесь же ливень хлестал наотмашь: десяток-другой ударов сердца – и ты уже промок насквозь. Мы здесь чужие.
И не мы одни.
Время от времени им попадались странные каменные курганы, на которых были намалеваны белым жутковатые рожи, а в щелях между камней торчали необычные приношения – клочья волчьей шерсти, зубы, клыки неведомых животных, рога, покрытые затейливой резьбой. И все это принадлежало не оул’данам – шедшие с войском Биватт разведчики из местных уверяли, что никогда не видели ничего подобного.
Вероятно, какие-нибудь кочевники из бесплодных степей на востоке – однако когда Брол Хандар предположил это вслух, атри-преда лишь покачала головой. Она что-то знает. Очередной треклятый секрет.
Дождь прекратился, теперь они ехали под палящим и парящим солнцем, окутанные густым ароматом влажного мха.
Полоса утоптанной грязи оставалась справа. Приближаться было нежелательно, чтобы не окунуться в вонь навоза и человеческих испражнений, – запах, который для него теперь ассоциировался с отчаянием. Мы устраиваем тут свои войнушки, оставляя за собой лишь отвратительный аромат страданий и лишений. Разве нам тесно на этих огромных равнинах? Неужели от кого-то убудет, если мы попросту разойдемся восвояси? И положим конец всем этим раздорам из-за земель, которыми, Отец Тень не даст мне солгать, все равно никто не владеет. Обладание – игра, которую мы придумали для себя, но она ничего не значит для почвы и камней, для травы и для тех созданий, что бродят по равнине в жалких попытках выжить.
Сверху бьет молния. Попадает в дикого бхедерина, и тот едва не разлетается на куски, будто жизнь для него – слишком тяжкий груз.
Мир достаточно жесток сам по себе. Ему не нужна еще и наша, сознательная жестокость. Празднество собственной испорченности.
Навстречу галопом несся высланный вперед разведчик. Брол Хандар поднял руку, приказывая отряду остановиться. Молодой воин ловко осадил коня прямо перед ним:
– Наместник, они вышли на К’усон Тапи! Не стали его обходить – теперь они у нас в руках!
К’усон Тапи – это название сохранилось лишь на очень старых летерийских картах; сами слова были столь древними, что их смысл оказался безвозвратно утерян. Дно давно пересохшего внутреннего моря или огромного соляного озера. Совершенно плоское, ни одной возвышенности на целые лиги впереди – во всяком случае, если верить картам.
– И далеко до этого К’усон Тапи?
Разведчик поднял взгляд на небо, сощурился на солнце, уже сместившееся к западу.
– Мы будем там еще до заката.
– А оул’даны?
– Углубились почти на лигу от бывшей береговой линии, наместник. Там, куда они направляются, не растет никакая трава – их стадам теперь конец! И им самим – тоже.
– Дождь до К’усон Тапи уже докатился?
– Еще нет, но он движется в ту сторону. Глина сделается скользкой – они не смогут использовать против нас свои повозки.
Надо полагать, это относится и к коннице – с обеих сторон.
– Поезжай дальше к колонне и доложи обо всем атри-преде, – приказал Брол Хандар разведчику. – Мы будем ждать ее на берегу.
Отсалютовав по-летерийски – эдур, что помоложе, быстро переняли у них эту манеру, – разведчик пришпорил коня.
Что же ты такое творишь, Красная Маска?
Бóльшую часть дня атри-преда Биватт пыталась убедить себя, что увиденное – не более чем фокус утомленного, перегруженного сознания, свойство глаза выискивать знакомые формы там, где на самом деле ничего нет, и радостно подсовывать их трепещущему воображению. С первыми лучами рассвета она вышла из палатки и встала перед курганом – одной из череды загадочных конструкций, которые стали им попадаться по мере продвижения на восток. Демонические физиономии, нанесенные белой краской на относительно плоских поверхностях огромных валунов. Приношения в нишах и щелях между грубо наваленными камнями.
Два дня назад они разобрали один такой курган, чтобы обнаружить внутри… да практически ничего. Просто плоский камень, а на нем грубо выломанный кусок выветренного дерева. Казалось бы, оказавшийся здесь случайно, только Биватт знала, что это не так. Давным-давно, в день, когда о северный берег разбивались волны яростного шторма, она смотрела на ряды вытащенных на песок боевых каноэ без носов. И сделаны они были из того же самого дерева, что и это – найденное внутри кургана посреди оул’данской равнины.
Стоя сегодня перед очередным курганом, когда заря едва затеплилась на небесах, с которых потоком лились серые струи дождя, она случайно подняла взгляд. И увидела сквозь водяную пелену сгусток тени в форме человека, только побольше размером, шагах в двадцати – или даже тридцати – от себя. Силуэт не двигался, словно наблюдая за ней. Кровь застыла в жилах атри-преды, а ливень внезапно стал холодным, как море, вгрызавшееся тогда в северный берег.
