Поняв, что Филипп вот-вот выйдет, она прижала руку к груди — сердце колотилось так, точно вот-вот выпрыгнет. Дверь ванной приоткрылась — и она встретилась с ним взглядом. Прошла, казалось, вечность, прежде чем Филипп, быстро отведя глаза, прошел мимо кровати к расстеленному на полу одеялу. Девушка наблюдала за ним, ощущая, как сердце бьется уже где-то в горле. В бассейне она видела его в одних плавках — но тогда он был далеко. Вблизи же его могучее тело заставляло затаить дыхание — и невозможно было отвести взгляд от выпирающего бугорка в обтягивающих трусах. Филипп был удивителен.
Внезапно внимание Франчески привлек серебристый шрам на его лодыжке.
— Что у вас с ногой?
— Пробило пулей, — ответил он.
От неожиданности Франческа нажала на выключатель, и засиял свет. В изумлении она поднесла руку ко рту. То, что показалось ей обычным шрамом, оказалось вмятиной — на ноге Филиппа отсутствовал целый кусок плоти, и когда-то рана эта покрывала половину его ноги. Холодок пробежал по спине девушки. Шепотом она спросила:
— Что с вами произошло?
— Отголоски армейского прошлого.
— Вас подстрелили?
— Ну, примерно.
Она сделала глубокий вдох, не в силах отвести глаз от ужасного шрама. Кто-то хотел убить Филиппа. Он, должно быть, заметил ее ужас, потому что лицо его посуровело.
— Прошу прощения, если моя рана так вас отталкивает.
— Нет, — отчаянно затрясла головой Франческа. — Вовсе нет. Я так не думаю. Филипп…
Она лишь качала головой, не в силах найти слова. Теперь было понятно, почему он так хромал.
Филипп опустился на самодельную кровать на полу, взбил подушку и лег на спину, закинув за голову руку и глядя в потолок. Франческа выключила свет, и снова единственным источником света осталась ее настольная лампа. Она не могла оправиться от сковывающего ее ужаса. Если бы этот кто-то оказался более метким стрелком, мужчина, что так поразил ее воображение, не лежал бы сейчас на полу ее комнаты. Его бы стерли с лица земли — как и Пиету; от него остались бы лишь воспоминания.
— Это из-за этого вы ушли из армии?
Даже в полумраке она увидела, как исказилось его лицо.
— Да. Эта рана означала, что я отныне не солдат. Стандартная процедура, ничего личного.
— А вы бы остались, если бы могли?
— Я бы остался, если бы мне позволили — так долго, как только можно. Мне там нравилось.
— Нравилось воевать?
Филипп усмехнулся:
— Хотите верьте, хотите нет, но это правда. Я подпитывался опасностью — и так жили все ребята. Мне нравилось все в армейской жизни. День, когда меня взяли в спецназ, был лучшим в моей жизни. А вот когда я ушел в отставку — наоборот.
Он вспомнил момент, когда его подстрелили — уже тогда он понял, что это конец службы и всего, что ему дорого. Пуля вошла в кость, раздробила ее. Поговаривали даже об ампутации. Потом были долгие месяцы реабилитации, пришлось заново учиться ходить, превозмогая боль и мрак тех потерь… именно тогда Филипп решил, что был создан для одинокой жизни. Когда ты в мире один, единственное, что может тебе угрожать, — боль физическая. С ней он справится, он уже доказал себе это. Тут главное — собрать волю в кулак. Да, больно, но такая боль не несет в себе опустошение.
Франческа умолкла, однако ненадолго.
— Вот поэтому вы решили уйти в охрану? Чтобы получать адреналин?
— Мир полон опасности, и людям по-прежнему нужно отправляться в страны с военным положением. Я знал, что смогу обеспечить им безопасность и что в мире полно таких же, как и я, готовых к бою.
Но не Серджио, подумал с грустью Филипп, — пуля, пронзившая его грудь, попала прямиком в сердце.
— И вы получаете такое же удовлетворение, как и от службы в армии?
— Немного другое.
— Вы что, никогда не хотели пожить нормальной жизнью? — раздался шепот Франчески.
— Как вы понимаете нормальную жизнь?
— Не в полном одиночестве.
— Нет, это не для меня, — решительно ответил Филипп. — Ну хватит разговоров. Нам завтра рано вставать. Нужно выспаться.
— Но…
— Я серьезно. Хватит болтать.
— Сейчас даже десяти нет. Я не устала, я никогда не ложусь спать так рано.
Даже звука ее голоса было достаточно, чтобы Филипп ощутил тяжесть внизу живота.
— Почитайте книгу, — произнес он сквозь стиснутые зубы.
Последовало долгое молчание, но Филипп почувствовал перемену настроения Франчески.
— Почитайте книгу, прекратите болтать, срочно спать, — передразнила она внезапно. — С вами по-другому никак — один шаг вперед и два назад, да? Сначала вы раскрываетесь мне и разговариваете, как нормальный человек, а потом ведете себя так, точно хотите забыть о моем присутствии. Вы что, всегда так обращаетесь с клиентами?
— Как?
— Точно их общество для вас — пытка, которую необходимо перенести. Мне иногда кажется, что вы испытываете ко мне неприязнь.
Филипп сжал зубы. Что она хочет услышать? Очевидно, правду сказать он не может.
— С другими моими клиентами все не так, — отозвался Филипп.
— Ага, все-таки это правда! — вскричала Франческа, откидывая одеяло и соскакивая с кровати. — Я вам не нравлюсь. А я-то думала, вас беспокоит симпатия ко мне. — Подскочив к двери гардеробной, она хлопнула рукой по выключателю, отчего комната залилась ярким светом. — Я и знать не знала, что все наоборот.
— Нет, я не… — начал Филипп, но осекся, когда Франческа стянула с себя футболку.
Даже с расстояния, разделяющего их, он отчетливо видел ее прекрасные формы, большую грудь с темными сосками… О, как же она прекрасна! Воплощение райского создания на земле.
Только когда она схватила платье, Филипп понял ее намерения. Вскочив, он встал в проеме.
— Куда это вы собрались?
— Выпить. Куда угодно, лишь бы не оставаться с вами.
Глаза ее гневно сверкали, и ярость, казалось, исходила от нее волнами. Филипп тщетно пытался приказать себе не смотреть, но не мог совладать с собой и обводил глазами каждый изгиб ее тела. Франческа же, вскинув голову, натянула платье — и шелковистые волосы рассыпались по спине. Он не сумел сдержать своего воображения, представляя, каково это — ощутить их на своем теле.
— Убирайтесь с дороги, — холодно сказала девушка.
— Нет.
Она медленно подошла, не сводя с него глаз, и протянула к нему руки.
— Если я пленница, можете меня связать, потому что только так вы сможете меня остановить.
Филипп не успел заметить, как это произошло, но его руки уже сжимали запястья девушки, а ее тело было прижато к нему так тесно, что он ощущал ее жар.
