— Все люди, что погибли во время урагана на острове, тоже могли бы рассчитывать на будущее, и у них были семьи, любимые. Если это произошло с Пиетой, то я тоже могла бы стать жертвой.
Девушка подняла руку, чтобы остановить Филиппа, готового возразить.
— Не знаю, сколько мне осталось прожить, но я хотела бы получить от жизни все самое лучшее — и желательно почувствовать это. Ты заставляешь меня ощущать то, что я никогда раньше не испытывала — будь то что-то хорошее или пугающее, это настоящие чувства. Понимаешь?
Филипп кивнул, не сводя глаз с Франчески.
— Не знаю, то ли я просто по-другому начала воспринимать жизнь, или трагедия оказалась лишь катализатором… — Франческа слабо улыбнулась. — Нет, я знаю, если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы все равно хотела быть с тобой. Я не ожидаю от тебя ничего — мне достаточно того, что есть. Не думай, что ты мной воспользовался. Я отдалась тебе с полным осознанием того, что делаю, так же как и ты — мне.
Она снова попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.
— Вот и все.
Филипп, слушая, понимал, что все меньше и меньше сердится на Франческу и на себя самого. Взглянув на девушку — она свернулась в клубок на огромной кровати, — он импульсивно придвинулся к ней ближе и взял ее холодные руки в свои, потер их и поцеловал. Она робко улыбнулась, отчего у него защемило в груди.
— Я причинил тебе боль, да? — тихо спросил он. Она лишь кивнула.
— Это была моя вина. Если бы ты знал…
— Если бы я знал, я бы действовал аккуратно, а не набросился на тебя, точно дикий зверь.
Франческа состроила гримаску.
— Ну да, конечно, ты бы даже не прикоснулся ко мне. Вот почему я промолчала.
Филипп рассмеялся:
— Ты права. Я сделал о тебе слишком много ложных выводов, дорогая, — произнес он, поглаживая ее по бледной щеке. — Это вполне объяснимо. Я работаю с мужчинами, да и защищаю в основном тоже мужчин. Женщины для меня всегда были существами с другой планеты. И я принял слова твоих родных о том, что ты представляешь опасность для себя самой, за чистую монету. Если бы речь шла о мужчине, я бы не стал слушать других людей.
— Может, они и правы, — прошептала Франческа.
Филипп покачал головой, поняв, что она вспомнила сделку с губернатором.
— Прежде всего, тебе пришлось пережить трагедию. И ты все равно нашла в себе силы, чтобы работать. Я ошибся, сделав о тебе преждевременные выводы, а потом был слишком занят собственными переживаниями, чтобы увидеть тебя такой, какая ты есть.
— И какая же я есть?
— Сильная. Ты настоящий борец, милая.
Слеза скатилась по щеке Франчески, и он вытер ее большим пальцем.
— Сейчас это сложно сказать, — прошептала она.
Наклонившись, Филипп взял ее лицо в ладони.
— Я видел, как плачут мужчины. Этого не нужно стыдиться, потому что это вовсе не показатель слабости.
Вздохнув, Франческа кивнула и выпрямилась.
— Мне нужно надеть ночную рубашку.
Она прошла в гардеробную и закрыла за собой дверь, но минуту спустя появилась уже в рубашке и, заправив локон за ухо, спросила:
— А что теперь?
Сердце Филиппа защемило.
— Теперь, дорогая, мы поспим.
Лежа в кровати, он раскрыл ей свои объятия. Франческа робко подошла к нему. Когда она легла, Филипп выключил свет и обнял ее, крепко прижав к себе. Мысли его по-прежнему крутились вокруг того, что произошло, а тело ныло от неудовлетворенного желания. Но он лишь поглаживал девушку по волосам и спине. Никогда прежде он не обнимал женщину вот так — всегда уклонялся от подобных нежностей. Когда дыхание Франчески стало ровным, Филипп высвободился и устроился на самодельной постели на полу, пытаясь успокоить мечущиеся мысли и колотящееся сердце.
В темноте он внезапно открыл глаза — в комнате царила тишина и тьма, однако что-то же его разбудило. Потом он понял, отчего проснулся. Кто-то плакал. Отбросив одеяло, он лег на кровать. Франческа, свернувшись клубочком, рыдала в подушку.
— В чем дело, дорогая? — Филипп осторожно погладил ее по голове.
Она замерла — и спустя минуту повернулась и открыла глаза.
— Филипп?
Он откинул влажные волосы с ее лица.
— Что случилось?
По щекам девушки потекли слезы.
— Плохой сон?
Она кивнула.
Подняв на руки, Филипп прижал ее к себе.
— Тише, — прошептал он, целуя ее в макушку. — Все закончилось.
Вцепившись в него, точно утопающий в спасательный круг, Франческа разрыдалась.
— Все закончилось, — повторил он, чувствуя себя абсолютно бессильным.
Ему приходилось вот так держать в объятиях товарищей, рыдающих над павшими друзьями, но никогда прежде сердце его так не рвалось на части. Будь его воля, он бы прогнал ужас, что сковывал Франческу.
— Все прошло.
Девушка покачала головой:
— Это никогда не закончится.
Он держал ее в объятиях до тех пор, пока она не перестала дрожать и плакать, а потом лег рядом и прижал ее к себе.
— Все будет хорошо, — прошептал он, поглаживая Франческу по волосам. — Не сейчас, возможно, не сразу, но наладится.
— Как? — глухо пробормотала она, прижавшись к его груди.
— Я знаю, что такое потеря близкого человека. Какое-то время ты будешь горевать. Просто днем ты так занята, что переживания приходят ночью.
Помолчав, Франческа сказала:
— Это не просто горе, это чувство вины.
— Из-за гибели Пиеты?
Она кивнула.
— Но почему? Тебя не было в том вертолете.
Снова воцарилось молчание, а потом она прошептала так тихо, что пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.
— Когда мама позвонила мне, чтобы сообщить о смерти брата, я решила, что она имеет в виду Даниеля. Он всегда летает на вертолетах. И только когда мама попросила меня помочь ей сообщить новость Наташе, я поняла.
— И почему ты чувствуешь вину?
— Потому что первое, что я испытала, поняв правду, было облегчение оттого, что это не Даниель.
Франческа замолчала, ожидая порицания, однако Филипп лишь крепче сжал ее в объятиях и провел губами по волосам.
— Я никому не говорила об этом, — прошептала она. — Я пыталась отрицать это, но не вышло — и я знаю, он не позволит мне забыть.
— Кто?
— Пиета. Он постоянно появляется в моих снах. Он знает, что я подумала тогда. Знает правду и не позволит мне забыть.
