Достаю из сумки тетрадки, ручки, кладу на стол. Шум постепенно стихает. Поднимаю глаза и вижу, что Вика сидит вполоборота и смотрит на нас. Заметив мой взгляд, неохотно отворачивается.
— Ну, что? Как ты? — Спрашиваю шепотом у Джастина.
Медленно поворачиваюсь к нему.
Он глядит пристально, будто душу планирует у меня вытянуть одним взглядом. Между нами всего несколько десятков сантиметров, поэтому я непроизвольно съеживаюсь. Сердце начинает грохотать от волнения.
— Русские… доброжелательны. — Выдает он, наклонившись к моему уху.
Я перестаю дышать, а он, как ни в чем не бывало, сканирует взглядом аудиторию.
Все сидящие вокруг пялятся на него, как стадо баранов на новые ворота. И даже Маша с Димой, сидящие теперь перед нами, устроились вполоборота, чтобы удобней было смотреть на Джастина.
— О, я смотрю у нас новенький. — Замечает Станислав Вячеславович, складывая руки в замок.
— Да, — произношу еле слышно. — Это Дж… Джастин. Прошу любить… — «Любить. Любить. Любить. — Стучит в висках». Прочищаю горло. — И жаловать…
Вся покрываюсь краской. От ушей до кончиков пальцев ног.
Так начинается наше первое совместное занятие.
Джастин
Старался быть сильным и не паниковать. Днем, на занятиях. И после, когда мы с Зоей получали мои новые учебники и тащили их домой. И за ужином, когда меня по третьему разу спрашивали, нравится ли мне здесь.
Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.
Меня пугает буквально все, но я, конечно, никогда в этом не признаюсь открыто. Пугают их дома, улицы, люди, обычаи. С ума сводит их язык, который кажется просто изощренной пыткой — в нем все сложное, начиная от букв и заканчивая произношением слов. Любых. Потому что все они, кажется, созданы именно для того, чтобы вывернуть или завязать узлом мой язык.
Лежу в темноте на своей кровати. Большой, здоровый детина, которому хочется выть, как девке, от безысходности и усталости. Меня будто тихоокеанская волна пришибла со всей дури. Хочется встать, послать их всех подальше, собрать вещи и свалить. Но что-то держит, не отпускает. Какой-то невидимый якорь, тяжелый и крепкий.
Зоя вечером предлагала помощь в изучении алфавита. Отказался. Захлопнул дверь прямо у нее перед носом. В моем поступке мало приятного, но я злился, мне так хотелось побыть одному. Знал ведь, что будет трудно, что не раз захочется опустить руки, все бросить… и все равно ввязался в эту авантюру!
А она… Она, кажется, переживала даже больше меня. На занятии пыталась переводить мне шепотом, писала на бумажке слова-подсказки, ободряла. Хотя и преподаватели у них понимающие: тоже старались объяснять все так, чтобы и мне было понятно, много говорили на английском.
Вот черт…
Ударяю кулаком в подушку и встаю. Иду на кухню, завариваю кофе. Она так старалась. На каждом шагу пыталась меня уберечь от ситуаций, где бы я ничего не понял. Все показывала, рассказывала, объясняла. А я вместо того, чтобы принять ее помощь в выполнении самостоятельного задания, просто захлопнул дверь.
Идиот.
Нужно скорее все исправить.
В доме тихо, все уже легли спать. Беру кофе, поднимаюсь с ним наверх. Захожу в свою комнату, закрываю на дверь на замок. Открываю окно, выкидываю на крышу плед с кровати, беру кружку с дымящимся напитком и вылезаю вместе с ней наружу. Осторожно прикрываю за собой створку.
На улице ветрено. Луна стоит высоко над домом. Крадусь на цыпочках к окну Зои, свет там не горит. Голые пятки прилипают к поверхности крыши — вечером моросил дождик. Холодно.
Наклоняюсь, встаю на колени и долго всматриваюсь в черный прямоугольник, пытаясь выхватить из темноты ее очертания, свет мобильника или хотя бы что-то, но похоже Зоя спит.
Вот черт. Черт. И уже вслух и по-русски: «черт»!
А на их языке мне даже больше нравится ругаться. Русский словно для этого и создан: получается смачно, хлестко, ярко и звучно.
С досады шумно выдыхаю, и вдруг в окне появляется ее силуэт. Узкие плечики с рассыпанными по ним светлыми волосами, распахнутые от удивления глазищи, тонкая талия, которую так умело подчеркивает маечка на бретельках. И губы. Бледные, но так притягательно припухшие, будто она спала или ревела…
— Что? — Спрашивает Зоя одними глазами.
От моего дыхания на стекле расползается белая дымка:
— Выходи. — Прошу, состроив свое самое виноватое и просящее лицо.
Поднимаю вверх кружку с кофе.
Мне хочется сказать dinner date [1], но это было бы слишком. Хотя и выглядит это как свидание, и мне хотелось бы, что бы так оно и было, если честно. Но нет. Нужно выбросить эту дурь из головы.
Зоя что-то берет со стола, накидывает легкую кофточку, распахивает окно и вылезает. Подаю ей руку, она хватается за нее и спрыгивает. От вида ее голых ножек в шортиках моя мужская природа просыпается, поэтому, едва девчонка оказывается на крыше рядом со мной, передаю ей кофе и отворачиваюсь.
— Пойдем. — Говорю. Сам уже спешу к ветке яблони, где валяется плед.
«С ума сойти можно, у нас с ней уже есть свое собственное тайное место»
— Не спится? — Спрашивает она едва слышно.
— Да. — Поднимаю плед, несу его к дощечке, служащей сидением, кладу сверху и жду, когда Зоя подойдет. — Садись.
Держу его так, чтобы она села, и еще хватило длины, чтобы накрыть ее плечи. Мог бы согреть ее своим телом, без проблем, но эта девочка не из таких. Она вообще другая. И только с ней впервые за последние месяцы я не чувствую себя неудачником и не думаю о Фло или об отце.
— Спасибо за кофе, — тихо благодарит Зоя, и я вижу, как ее щеки розовеют в отблесках лунного света.
— Не стоит.
Сажусь рядом и укрываюсь свободным концом пледа.
Молчим. Мне впервые ужасно неловко наедине с девушкой. Это очень интимно, вот так сидеть вдвоем, в опасной близости под теплым пледом, вдыхать свежий, почти морозный воздух, любоваться только появляющимися на небосводе звездочками и чувствовать рядом ее горячее плечо.
— Прости, что… — начинаю неуклюже.
— Не надо. — Отвечает она, касаясь губами края кружки. — Все в порядке.
— Мне просто стыдно было признаться самому себе, что я нуждаюсь в твоей помощи. Без тебя я, вообще, вряд ли выживу здесь.
— Это тебе. — Зоя, наконец, достает то, что прятала все это время подмышкой.
Это маленькая баночка колы.
— О… — восклицаю я. — Вау… Спасибо…
Беру банку, открываю и жадно пью. Напиток прохладный, он мало похож на колу со льдом, которая продается у нас на каждом шагу, но я этого почти не замечаю. На пару секунд оказываюсь на берегу океана с доской для серфа в руке. Мне хорошо. Я слышу плеск волн, щурюсь от лучей обжигающего солнца и улыбаюсь. Широко и искренне улыбаюсь.
