Девчонка стоит босыми ногами на холодном кафеле. Ее светлые волосы, еще влажные после душа, стелятся по дрожащим плечам тонкими атласными лентами и слегка завиваются на кончиках. Впадинки над ключицами кажутся глубокими, а кожа на них настолько белой, почти прозрачной, что мне хочется прикоснуться к ней губами.
Сам поражаюсь своим мыслям. Давненько такого не было. Еще пару дней назад мне ничего не стоило уболтать хорошенькую блондиночку на вечеринке, а через час и не вспомнить, как ее звали. А теперь я, как пришибленный, разглядываю кожу этой чужестранки и пугаюсь сам себя.
— Ты пыталась убить гражданина США. — Говорю насмешливо. — Это очень серьезно.
Пару секунд смотрю на то, как расширяются от ужаса ее зрачки, затем разворачиваюсь и иду к раковине. Уборная у них совмещена с ванной, как и все уборные у нас в особняке, только вот меньше она раза в три, и, похоже, единственная во всем доме. Включаю воду и наклоняюсь, чтобы попить.
— Подожди, стой. — Зоуи подходит сзади и опускает рычажок крана вниз.
Она кажется не на шутку встревоженной.
— Джастин, у нас не пьют… — не может подобрать слов, поэтому просто показывает пальцем на кран. — Подожди, я принесу воды из кухни. Там фильтр.
— О’кей. — Соглашаюсь.
Зоуи убегает, а я не удерживаюсь от того, чтобы посмотреть ей вслед. Затем снова включаю воду и несколько раз ополаскиваю лицо. Прохлада быстро приводит меня в чувство, да и дышится уже гораздо легче. Смотрю на себя в зеркало и с досады качаю головой.
Вспоминаю Челси… В детстве сестра повсюду ходила за мной хвостом. А я только и делал, что искал способы от нее избавиться. А теперь мы выросли, и мне впервые хочется узнать ее поближе, понять, поговорить, спросить совета, но она далеко. Между нами тысячи километров. И я совершенно потерян и не знаю, как поступить.
Беру полотенце с вешалки, сажусь на край ванной и неспешно обтираю лоб, щеки, шею. Когда моя маленькая коварная мучительница возвращается, замечаю, что на ее щеках вновь горит привычный румянец. Так ей больше идет, чем с нездоровой бледностью от испуга.
— Держи. — Она подает мне воду, кладет какие-то коробочки на край раковины, затем садится рядом и переплетает свои тоненькие пальчики в замок. Дожидается, пока я сделаю пару глотков, и быстро говорит: — Прости меня, я так виновата… Вот, тут лекарства. Надеюсь, помогут.
Ставлю стакан рядом с принесенными ею таблетками.
— Не расстраивайся из-за ерунды. — Замолкаю на пару секунд, чтобы прислушаться к своему организму. Кажется, позывов к рвоте больше нет. — Я парень крепкий, все в порядке.
— Нет, — она размыкает руки и закрывает ладонями лицо, — я же тебя заставляла. Столько непривычных продуктов… И вообще… Предполагалось, что ты просто попробуешь то, что сам захочешь…
— Так я все-таки не понял, — вытягиваю ноги и тяжело вздыхаю, — ты так огорчилась, что мне не хочется у вас остаться? — Шутливо толкаю ее плечом. — Или решила таким способом быстрее от меня избавиться?
Зоуи стонет в ладошки. Бормочет:
— Прости, прости, прости…
— Было вкусно. — Хмыкаю. — Но, думаю, именно сырая рыба во всем виновата.
— Соленая, — всхлипывает она, убирая руки от лица.
— Ну, то есть не вареная? Не печеная, не жареная?
— Нет. — Ее плечи печально опускаются.
— Значит, сырая.
— Нет, она соленая. — Голос Зоуи звучит жалобно и надломленно. Даже ее ужасный акцент кажется теперь таким же милым, как и ее чувство вины. — Это другое. Такую рыбу можно есть.
— Я должен был предупредить, что у меня слабый желудок. Но твоя мама так радовалась…
Она впервые улыбается. Сдержанно, робко, но мне хватает и этой малости, чтобы утвердиться в том, что ее улыбка просто очаровательна.
— Спасибо, что проявил к ним уважение. Даже больше, чем нужно. Я не ожидала, что ты, вообще, станешь что-то пробовать.
— Ну, извини, так уж воспитан. — Даже если по мне этого не скажешь.
Грудная клетка Зоуи высоко поднимается на вдохе, и я ловлю себя на мысли, что не могу оторваться от выреза на ее топе.
— Это ты меня прости… Мы не такие. И я… — Вздыхает девчонка. — Вроде… Просто что-то сегодня пошло не так…
Тереблю в руках полотенце, затем вешаю его на плечо.
— Не думаю, что мой план по срыву программы обмена должен сильно отразиться на твоей репутации. Но если это так, извини, другого выхода у меня нет. И моя цель останется прежней — улететь домой.
— Ничего. — Зоуи поджимает ноги, кладет руки на дрожащие колени. — Негативную оценку, как принимающая сторона, я теперь заслужила в полной мере. Чуть не отравила тебя. — В отчаянии опускает голову.
Волосы блестящими прядями падают ей на лицо, и мне почему-то очень хочется дотронуться до них и снова убрать за ухо.
— Ладно, все. — Говорю, прочистив горло. — Мне уже хорошо. Пойду заниматься своими делами.
Встаю, закидываю полотенце на вешалку и выхожу, не оборачиваясь. Мы и так слишком мило поболтали. Не хватало еще привязываться к людям, гостеприимством которых я собираюсь пренебречь.
Зоя
Мне так и не удалось нормально выспаться сегодня. Крутилась, крутилась в постели почти до рассвета, временами проверяла телефон и никак не могла отогнать от себя дурные мысли. В голове все перепуталось. И виной всему был парень, который спал в соседней комнате. Точнее, мое отношение к нему: негативное или положительное — вот тут никак не получалось определиться.
Наглый, временами даже хамоватый, с колючим, недоверчивым взглядом, он казался таким далеким, чужим, непонятным. Но там, в ванной, когда мы сидели так близко друг к другу, между нами целых пять минут не было совершенно никаких барьеров. Мы просто разговаривали, и тон его голоса больше не казался насмешливым. Он был мягким и добрым.
И едва мне тогда показалось, что общий язык найден, как Джастин резко встал и вышел, оставив меня одну, утопающую в чувстве вины и недоумении. Вот и понимай, как хочешь. Что у него там на уме…
Встаю с постели и выключаю будильник. Потягиваюсь, затем проверяю телефон — от Славы до сих пор ни весточки. Наверное, еще устраивается на новом месте. Надо бы написать ему сообщение о том, чтобы не налегал в первый день на мексиканскую пищу, а то его ждет судьба нашего американского гостя.
Долго думаю. Затем просто пишу «Доброе утро» и отправляю. Подхожу к окну. Солнце светит еще по-летнему, но все больше и больше деревьев укрывается покрывалом из золота. Листья желтеют, наливаются янтарным и медовым, красным и даже шоколадно-коричневым. И мне становится жалко, что скоро вся эта красота облетит, оставив ветви голыми, и осень неумолимо уступит место зиме.
Убираю спутанные волосы за уши, надеваю мягкие тапочки и плетусь, полусонная, в ванную. В коридоре тихо. Из комнаты брата доносится тихая музыка. Немного замедлившись возле двери, пытаюсь подслушать, что за мелодия, но так и не узнаю ее, поэтому иду дальше. Подавив смачный зевок, включаю в ванной свет и вхожу.
