— Чего улыбаешься? — Недоверчиво спрашивает мама, разливая чай по кружкам.
Я инстинктивно прижимаю к груди смартфон.
— Я… кхм-кхм, — откашливаюсь, в надежде придумать что-то умное во время вынужденной паузы.
— Смс пишешь?
— Ага. — С удовольствием хватаюсь за предоставленную соломинку.
Которая оказывается хитроумной ловушкой.
— Славе? — Тут же ввинчивает мать.
Шах и мат.
— Мам… — Облизав губы, медленно выдыхаю. — Мы… мы… в общем, мы расстались со Славой. — Видя ее взметнувшиеся вверх брови, спешно добавляю: — Вообще-то, он изменил мне, а я полюбила другого, но самое главное не это. Главное, что все нормально и все хорошо.
Она оседает, со звоном опуская чайник на стол.
— Ох, доченька. — Ее голос встревожен. Мама хлопает глазами. — А я-то уж вся извелась. Думала, что же теперь со Славиком будет? Жалко мне его так было, аж сердце щемило.
— А что его жалеть? — Наклоняюсь к ней и ставлю локти на стол.
— Как… — Она взмахивает руками. — Ты и Джастин. Вы…
— Что мы? — Старательно изображаю невозмутимость. На моем лице ни один мускул не дергается. Полнейший непоколебимый покерфейс. Да из моего лица кирпич выходит получше реального кирпича.
— Мама же не слепая. — Миролюбиво выдает она. — Зой. Давай уж сознавайся.
Нас накрывает теплое, уютное молчание. Мы смотрим друг на друга и потихоньку расползаемся в улыбках.
— Так ты всё знала… — Выдыхаю.
— Да. И папа.
— Папа? — Подскакиваю на стуле. — О, бедный Джастин!
Закрываю рот ладошкой.
— Нет. — Усмехается она. — Ничего такого он не знает. Ни того, что вы по ночам по крышам шастаете, ни того, что милуетесь по углам.
Я медленно, как в мультиках, покрываюсь краской с ног до головы. Закипаю, как чайник. Боже, это же мама. Мама! И она говорит эти вещи, глядя мне в глаза. Интересно, об остальном она тоже в курсе? «Бз-з-з!» — свистит мой воображаемый свисток.
— Он даже рад, что со Славиком покончено. — Мама подвигает мне кружку с чаем. — А вот Джастинушку жаль. Хороший парень, мне нравится.
— Почему? — Не своим голосом мычу я.
— Ну, как? Теперь папу ничто не останавливает. Возьмется он за американца, как за своего сына. Воспитывать будет.
— Только не это…
Джастин
Удивительная машина. Дороги нет, а она везет. На каждой кочке я подлетаю так высоко, что задеваю головой обшивку крыши. Дядя Миша обсуждает что-то важное на заднем сидении со своим другом. Они громко переговариваются и по очереди отпивают из фляги. В ней какой-то напиток — наверное, чай.
На пассажирском сидит пёс с непроизносимым именем Zyama, его тоже болтает из стороны в сторону, пока мы едем по бездорожью. Он только и успевает впиваться длинными когтями то в сидение, то в переднюю панель.
В течение всего пути я недоумеваю, откуда же у него столько слюны. Она капает прямо на резиновый коврик или брызжет в разные стороны на кочках. Но ответ приходит сам собой и довольно быстро: пса укачивает. И как только мы останавливаемся, пятнистый зверь с коричневой башкой выпрыгивает прямо через окно, и его долго рвет на траву. Проблевавшись, пёс идет, шатаясь, к маленькому прудику неподалеку, чтобы попить.
Пока мужчины разбирают вещи, я оглядываюсь по сторонам. Несмотря на холод, осеннее солнышко приятно ласкает кожу. Прохладный ветерок шелестит травой и опавшими листьями. И я не устаю поражаться сочным краскам и всей той красоте, что царит вокруг. Хвойные деревья вперемешку с лиственными: темная зелень на светло-зеленом с вкраплениями желтого, красного и золотого. Выглядит потрясающе, просто волшебно!
Да здесь всё вокруг словно нарисованное. Небо светло-голубое. Облака белые-белые, по самым вершинам деревьев плывут. Ягоды на кустарнике вдоль берега — ярко-красные, так и манят. Птицы поют, сухая трава под ногами шелестит, дышится хорошо — точно рай.
Гуляю, все разглядываю, пока дядя Миша со своим другом сети ставят и костер разводят. Собаке палку швыряю, он ее обратно приносит. Любуюсь, как по темным стволам деревьев скачут неуловимые солнечные зайчики. Изумленно разглядываю грибы, попадающиеся среди жухлой листвы.
— Уху ел! Уху ел! — Спорят друг с другом мужчины.
Наверное, насчет ужина соображают.
А я читаю сообщение Зои и улыбаюсь. Делаю для нее несколько фотографий. Вот небольшой прудик, заросли какие-то возле него, вот лес, кустарник, вот небольшая деревенька в пятидесяти метрах от нас.
— Антидепрессант! — Подает мне рюмку дядя Миша, когда мы собираемся посидеть возле костра в сумерках.
Нюхаю.
«О, знаем мы ваши антидепрессанты, пробовали»
Пытаюсь отказаться, но не выходит. Приходится пить. Меня хвалят. Сидим. Дым костра поднимается в небо. Красиво. На решетке жарится шашлык. Спокойно так на душе, мирно, безмятежно.
А вот друг дяди Миши веселеет с каждой новой рюмкой. Разговаривает все громче, размахивает ружьем, смеется. Пытаюсь спросить, когда начнется охота, и они оба мне что-то объясняют. Догадываюсь, что на утренней зорьке. Согласно киваю.
Спустя еще пару рюмок, мне становится совсем тепло и хорошо. Как ни странно, начинаю понимать почти все, что они говорят. Отвечаю. Дискутирую. Спорю. Рассказываю анекдоты.
Вдруг слышится оглушающий хруст в кустах. Мужчины успокаивают меня тем, что это волк перед атакой кругами ходит вокруг своей жертвы — то бишь, вокруг нас. Беру фонарь и вдруг вижу, что два глаза из темноты на меня смотрят.
— Кабан. Можно не бояться. — Объясняют мне охотники.
Ну, уж нет. Даже Зяма мне на колени запрыгнул. Сидим, дрожим с ним. По сторонам опасливо оглядываемся.
Еще через пару рюмок я отказываюсь пить дальше. А то мне уже ничего не страшно. Ни кабан, ни медведь.
Вот и дяде Толе тоже. Мужчина встает, чтобы отлить. Идет в заросли, прислоняется к дереву, курит, дела свои делает. И тут Зяма у меня на коленях как заскулит! Смотрю: в траве кто-то серый, лохматый стоит, не крупный такой. Хрюкает. И внезапно как понесется галопом прочь.
Дядя Толя этот как раз голову хотел почесать, а тут, увидав его, со страху роняет окурок в широкий ворот своего свитера. И тут такой цирк начинается! Он с расстегнутыми штанами на колени падает, на пузе по земле катается, руками машет. Даже в той церкви, куда мы с Зоей на экскурсию ходили, никто так поклоны не отбивал, как этот усатый охотник. Пытался даже на голову встать, да не вышло. Кое-как вытряхнул, обжегся весь, но все равно ему весело. Ржет, сидит у костра.
А потом мы едим мясо и дружно бежим ловить «чупакабру»: что-то черно-серое шевелится в кустах, и дядя Миша говорит, что это монстр местный. Хватает ружье и целится. Хорошо, что у меня фонарик с собой. Свечу на чудище, и оказывается, что это Зяма — рюкзак с едой уволок в заросли камышей и там все сожрал. Материм его, возвращаемся к огню. Мужчины разговаривают, а он лежит у костра, брюхо набитое вывалил и хозяйство свое лижет.
