Словно почувствовав, как мои губы растягиваются под маской в нехорошей ухмылке, последний умрун вдруг развернулся и, тыкнув что-то неразборчивое, поковылял прочь, явно намереваясь скрыться среди нагромождения гробов. А то и разбудить кого-то из сородичей. Но сорвавшийся с моей руки огненный сгусток не дал ему такой возможности — бесшумно преодолев разделявшее нас расстояние, он с негромким шлепком впечатался нежити в спину и в мгновение ока превратил ее в объятый черным пламенем факел.
Распоровший воздух пронзительный визг заставил меня поморщиться, но брошенный вслед второй сгусток быстро заставил тварь заткнуться. Третий ударил в распластанное поодаль тело, мгновенно накрыв его густой черной волной. И после этого мне оставалось лишь молча любоваться на яростно пляшущее на полу пламя, которое не дарило, а напротив — жадно поглощало царящий вокруг слабый свет.
Когда с умрунами было покончено, я обвел глазами заставленный гробами трюм и мрачно улыбнулся.
Что ж, теперь я знаю, что с вами делать. И, главное, понял, как вас можно убить.
* * *
На то, чтобы вскрыть гробы и запустить внутрь каждого крохотный темный огонек, понадобилось немало времени. Я безумно устал, перемазался в ржавчине, пока отодвигал тяжелые крышки, но все же не поленился и залез во все ящики, попутно убедившись, что они не пустые.
Естественно, я не забыл и о кукле. Однако за все время, что я возился с нежитью, странная тварь меня не побеспокоила. Я ни разу не услышал знакомого щелканья, словно костяная мелочь затаилась и чего-то ждала.
Зато меня несказанно порадовало, что с гибелью умрунов прикрепленные к ним души наконец-то получили свободу. Правда, после того, как в гробах остался лишь прах, они почему-то не пожелали уйти, а лишь стянулись к подножию пирамиды и там застыли, словно слепцы, у которых не было поводыря.
Совершив по трюму полный круг и остановившись под светящимся облаком из душ, я запрокинул голову и взглянул на лежащую на алтаре женщину.
Чей это был алтарь? Какого бога? Вряд ли светлого. И вряд ли это был темный из числа тех, кому у нас поклонялись. Если бы такое задумал кто-то из них, Фол бы не позволил мне это увидеть. И подчиняющаяся ему Тьма не прилагала бы столько усилий, чтобы задержать открытие врат между мирами.
Чем это грозило темной стороне, я доподлинно не знал. О том, чем это закончится для реального мира, мог только догадываться. Правда, догадки эти были сплошь невеселыми и так или иначе приводили к мысли, что слияние миров даже в одной точке, скорее всего, будет грозить гибелью всем нам. В противном случае меня бы здесь не было, а печать на моем плече не вспыхнула бы адовым пламенем, заставляя поторопиться с решением.
С такого расстояния верхушку пирамиды я толком не видел. И мог рассмотреть лишь запрокинутую назад, свесившуюся с алтаря голову лежавшей там женщины. Мертвен но-бледное, исказившееся от ненависти… и ее мутные глаза, которыми она неотрывно за мной следила.
— Проклинаю тебя, — вдруг выплюнула она, когда мы встретились взглядами. — Проклинаю, жрец! Твой бог тебя не спасет!
Я качнул на ладони секиру, но не счел необходимым отвечать. А затем вспомнил, что не освободил последнюю, самую важную для Фола душу, и, смерив расстояние до верха, приготовился создать туда темную тропу.
Какого же было мое удивление, когда Тьма впервые не откликнулась на мой призыв. Я не то что тропу не создал — меня попросту туда не пустили! Причем не только на пирамиду, но и никуда вообще. Ни к гробам. Ни к стене. Я даже к выходу не сумел переместиться, хотя раньше не испытывал подобных затруднений!
Хотя, возможно, внутри каверн прямые тропы просто нельзя было создавать? Слишком велика была здесь глубина. Слишком тяжело было пробиваться сквозь черные стены. Не зря умрун ни разу не воспользовался этим умением. И не зря ни один из троих не попытался меня подловить, несмотря на то, что такое решение выглядело очевидным.
— Значит, придется лезть самому, — пробормотал я, убедившись, что по-другому я наверх не заберусь. После чего развеял не нужную больше секиру, подошел к пирамиде, взялся за торчащие из кучи тел конечности и уже собрался подтянуться, как сзади на мои плечи легли две твердые ладошки и знакомый женский голос мягко посоветовал:
— Остановись, Артур.
От ощущения дохнувшего в спину холода я замер и медленно-медленно опустил руки, лихорадочно размышляя, зачем ко мне опять явилась леди Смерть.
— Души, — безошибочно угадав мои тревожные мысли, сказала Она. — Ты правильно угадал насчет проводника. Без меня они не найдут дорогу к своим богам.
— То есть на этот раз ты не за мной? — на всякий случай уточнил я, по-прежнему не оборачиваясь.
Мне показалось, что Смерть улыбнулась.
— Еще не время, Артур.
— Хорошо. Понял. А теперь можно я пойду?
— Иди, — едва слышно рассмеялась Она. — Но имей в виду — как только доберешься до вершины, я тебя все таки заберу. Живым возле врат не место.
У меня беспокойно екнуло сердце, а коснувшийся затылка холодок стал гораздо отчетливее.
— Если мне туда нельзя, то как я могу уничтожить врата?
— Думай, — шепнула Смерть, наклонившись к самому моему уху. — Ты ведь маг, Артур. Вот и пользуйся тем, чем владеешь.
— Полагаешь, Тьма сумеет их разрушить?
— Если захочешь.
— И ты не станешь этому мешать?
— Я буду неподалеку, — снова рассмеялась Смерть, легонько сжав мое плечо и тут же его отпустив. Холодное дыхание на затылке тоже исчезло, словно леди милосердно отошла, давая мне время прийти в себя. — Я всегда рядом, Артур. Только ты не всегда можешь это увидеть.
Я прикрыл глаза и пару раз глубоко вдохнул и выдохнул. После чего, не поднимая глаз, все-таки повернулся, с благодарностью поклонился и, успев увидеть край белоснежного подола, из-под которого выглядывали кончики лакированных белых туфель, поспешно отвел взгляд.
— Благодарю за подсказку, — пробормотал, торопливо выпрямляясь и так же поспешно разворачиваясь к выходу. После чего быстрым шагом направился прочь, всем существом чувствуя Ее насмешливый взгляд.
— Не так далеко, Артур, — со смешком сообщила Смерть, когда я оказался на полпути к двери. — И не надейся на коридор — он уже перекрыт.
Я ругнулся про себя, но послушно остановился.
К советам леди стоило прислушаться. И если Она сказала, что я двигаюсь в неправильном направлении, значит, я и впрямь качаюсь на грани совершения последней в своей жизни ошибки.
Так. Ладно. Давайте подумаем. Коридор, насколько я помнил, был единственным выходом из трюма, но он уже перекрыт… впрочем, почему это единственным? Разве кто-то мешает мне сделать другой?!
Мысленно посетовав на собственную недогадливость, я создал на ладони приличный по размерам темный сгусток и швырнул его в ближайшую стену. Та вздрогнула от удара, болезненно прогнулась, а затем неохотно раскрылась пугающе большим цветком с ядовито-черной сердцевиной и ярко-красными лепестками мгновенно расплавившегося железа.
