— Рэйш, ты сдурел?! — ахнул Лойд, когда я вышел на середину коридора и, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул. — Ты что делаешь, кретин?!
Снежный бурун, к тому времени уже оказавшийся на границе видимости, вдруг дрогнул и застыл, словно по нему ударили палкой.
— Кошка ей показалась недостаточно хорошей добычей. Но ты был прав, — не поворачивая головы, уронил я и сбросил с себя плащ и шляпу. — Ловить ее надо на живца. Только жертву придется взять побольше.
— Рэ-э-эйш! Что ты задумал, дурак?!
Бурун, поколебавшись, совершил по пустырю небольшой круг и снова оказался напротив входа в ловушку.
— Рэйш! — яростно прошипел Лойд, когда бурун неуверенно качнулся в нашу сторону. — Рэйш, мать твою разэтак, какого демона ты собрался делать?!
— Иди сюда, тварь! — вместо ответа крикнул я, сложив ладони рупором. — Ты слышишь, мелочь непричесанная? Я здесь! И я тебя жду!
— Все-таки ты кретин, — простонал маг, когда бурун встрепенулся, осыпавшись комками и продемонстрировав мелькнувшую внизу тряпичную голову. — Она же бегает быстрее гулей!
Я быстро на него покосился.
— Успей замкнуть ловушку, Ос. Остальное — моя проблема.
А потом заметил, что бурун сдвинулся с места и понесся в мою сторону с умопомрачительной скоростью, после чего наконец развернулся и кинулся бежать.
Как при этом выругался Лойд, было любо-дорого послушать. Забористый, цветастый и на диво изобретательный мат в его исполнении выглядел особенно сочным. Я, впрочем, особо не прислушивался — мне было слегка не до того. Все, что меня тогда занимало, это пятнадцать несчастных шагов до проклятой клетки, которую нужно было успеть захлопнуть вовремя.
О том, что при этом происходило у меня за спиной, можно было только догадываться. Лойда я больше не видел. А о том, что где-то там, наверху, остались его напарница и Йен, вообще, признаться, позабыл.
Четырнадцать шагов… тринадцать…
Отлично. Я все еще живой и по-прежнему мчусь к намеченной цели.
Двенадцать… одиннадцать…
Порядок. Только бедная кошка вновь начинает истошно орать, справедливо предчувствуя, что на этот раз отвертеться ей не удастся.
Десять…
Взбивая сапогами снег, я с сожалением думаю, что надо было перед этим здесь все подмести. Тогда и бежать было бы легче, и снежная пыль не так сильно летела бы в глаза.
Девять, восемь…
За моей спиной впервые слышится угрожающий клекот.
Семь… шесть…
Нет, не клекот — это с дикой скоростью стучат по земле вонзающиеся в нее костяшки.
Пять…
Наверное, у твари все-таки не две ноги, а немного больше, потому что вскоре щелчки сливаются в один сплошной гул. И он становится тем сильнее, чем быстрее неведомая мерзость нагоняет меня со спины.
Четыре…
Надо же! Я совсем близко! Как, впрочем, и она.
Три… два…
Напрасно Лойд на меня кричит.
Один!
Меня легонько толкают в спину. Едва заметно, едва ли не с нежностью проводят по куртке коготками, больше похожими на ласковые женские пальчики. Одновременно с этим слышится мерзкий скрип разрезаемой кожи. Что-то с силой пинает меня под лопатку и дергает за волосы. Затылок обдувает легким ветерком.
Неужто не успел?!
Одновременно с этим я, получив нежданное ускорение, делаю последний рывок. Затем разворот. Прыжок… И, уже пролетая над горой свежего мяса, прямо на лету хватаю клетку, стоящую поверх истекающего кровью мяса.
А в следующее мгновение за спиной раздается оглушительный взрыв.
Кажется, вся темная сторона содрогается после него в агонии. По глазам бьет яркая вспышка. В ушах воцаряется низкий гул, быстро переходящий в невыносимо громкий, удивленно-яростный и до отвращения пронзительный визг. В голове что-то лопается со звоном, и дальше я почти ничего не слышу — меня вышвыривает из внутреннего круга с устрашающей силой и попросту уносит прочь, как пушинку.
При этом я, кажется, лечу в одну сторону, бедная кошка — в другую. Меня кувыркает в воздухе, ломает, швыряет как сломанную игрушку. На невероятной скорости я со свистом и грохотом пролетаю через половину пустыря, чудом миную разбитое окно и торчащие из рам стеклянные осколки. В последний момент успеваю заметить на своем пути невесть откуда взявшуюся стену. Зажмуриваюсь, чтобы не видеть, как меня размажет по ней кровавой лепешкой. Затем удар, темнота, бешеный водоворот искр в глазах…
После чего где-то там, в глубине, под толстым слоем черного покрывала мелькает изящный женский силуэт, а знакомый голос с укором шепчет:
— Это снова ты, Артур?
«Ага, проездом, — проносится у меня в голове ошеломленное. — Прости, красавица, но, кажется, ты и в этот раз чуток опоздала…»
* * *
Первым чувством, которое я испытал, когда пришел в себя, была боль. Слабая, зудящая, тупая. Зато практически вездесущая, словно меня живьем окунули в чан с кипятком, затем дали ожогам время зажить и, только когда на месте старых дыр наросла новая кожа, наконец-то позволили прийти в себя.
Особенно сильный зуд вгрызся в левое плечо и яростно щипал, не давая уснуть. Немного кололо под правой лопаткой. Едва заметно, но все же противно скреблось в левом боку. Поднывало ушибленное колено. И отчаянно саднил ушибленный при падении затылок, будто оттуда успели выдрать приличный клок волос.
Когда я открыл глаза, первое, на чем сфокусировался взгляд, оказалась длинная, покрытая застарелой гарью и сажей деревяшка, торчащая прямо у меня из груди.
Однако…
Кажется, не слишком удачно я сегодня упал, раз при падении меня насадило на нее, как мертвую бабочку.
Впрочем, удивление длилось недолго — на мое счастье, деревяшка прошла чуть левее и ниже, чем могла бы, поэтому по-боевому торчала не из самой груди, а всего лишь из-под расцарапанной подмышки. Чудом не вонзилась в спину, сумев разодрать лишь последнюю приличную куртку. Поэтому и кровищи на импровизированном колу практически не было. Поэтому же я чувствовал себя относительно неплохо.
Когда зрение окончательно вернулось, я рискнул повернуть голову влево-вправо и скривился, когда перед глазами все поплыло.
Все-таки здорово меня приложило. Особенно если учесть, что затылком я шарахнулся с размаху, да еще не на снег, а, судя по ощущениям, на очень даже твердый и совсем не гладкий булыжник.
Так. В чем еще мне не повезло?
Висок я, судя по всему, все-таки успел рассадить при падении, из носа тоже еще течет, но уже подсыхающая корочка делает свое дело — большая кровопотеря мне не грозит. Левая рука болит, но вроде работает. Правая в порядке. Ноги, насколько я могу понять, тоже. В ушах, конечно, до сих пор стоит гул, в груди при каждом вздохе колет. Так что, наверное, парочку ребер я все-таки сломал. Но и это не страшно с учетом всего того, что успело тут произойти.
