"6 декабря 1240 года Киев был взят улица за улицей. Последним оплотом сопротивления был храм Богородицы… но так много перепуганных горожан вскарабкалось на крышу и в колокольню, что здание рухнуло, погребая не только беженцев, но и защитников… Город, который когда-то правил Россией, был полностью разрушен и разграблен, могилы святых осквернены, их мощи разбросаны."77
"Венгерские священники, прослышав, что среди монголов много христиан, попытались защитить Будапешт крестным ходом с мощами святых. Но всё связанное с мёртвым телом вызывало у монголов только отвращение. В ярости они изрубили священников и подожгли все городские церкви".78
Порой возникала ситуация — особенно в южных широтах, — когда монголы бывали вынуждены через несколько дней покидать захваченный город — так невыносима становилась вонь от разлагавшихся трупов.79
Современные историки ставят под сомнение цифры погибших в разных городах, приводимые летописцами: миллион, полтора миллиона, два… Они также не верят, что за пять лет монгольского разбоя в Средней Азии погибло около 15 миллионов человек. Не могло при взятии Багдада в 1258 году погибнуть два миллиона, утверждают они: вместе с беженцами численность жителей вряд ли превышала несколько сотен тысяч.80 Но спор об абсолютных цифрах только затмевает простую истину: убивали всех. Всех, кто попадался под руку, кого можно было достать мечом, арканом, стрелой, огнём.
Из уцелевших отбирали учёных, инженеров, опытных ремесленников: кузнецов, рудокопов, стеклодувов, аптекарей, ткачей. Этих отправляли во внутренние районы и давали возможность трудиться на благо разраставшейся империи. Остальных могли использовать на осадных работах у стен следующего города, для переноски грузов, в качестве живых щитов.
Презрение монголов к сельскому населению было глубоким и всеобъемлющим. Люди, не носившие меча и питавшиеся тем, что росло из земли, а не мясом, были в их глазах чем-то вроде скота. Гнать в нужное место толпу крестьян было для них так же естественно, как гнать стадо коров, и обозначалось в их языке теми же терминами.81
Кому не было пощады нигде и никогда — это богатым и знатным. В войнах между крестоносцами и мусульманами сложился код, по которому пленных командиров содержали в приемлемых условиях и потом выпускали за полученный выкуп. Не то монголы. Знатные семьи уничтожались ими вплоть до младенцев. Чингис-хан никогда не принимал пленных аристократов в свою армию, не давал им гражданских должностей в управлении.82
Есть много указаний — примет — того, что монголам был ненавистен сам уклад жизни земледельцев. При захвате Северного Китая "монголы не только планомерно сжигали города, но также затрачивали много времени и труда на разрушение ирригационных систем, что приводило к полному запустению больших территорий".83 Французский летописец сообщает, что "монголы не только сравнивали с землёй города и разрушали замки, но также вырубали виноградники, сжигали сады, вытаптывали поля".84 "Монголы приходили не для того, чтобы завоевать и управлять, а для того чтобы убивать, разрушать и грабить… Они оставляли после себя разваленную экономику, засыпанные каналы, пепел школ и библиотек…"85
Период бессмысленного разрушения и убийств длился примерно пятьдесят лет: с 1211 (вторжение Чингис-хана в Китай) по 1260 (отступление из Средней Азии в связи со смертью верховного хана Мункэ). Сохранить единство гигантской империи не удалось, и она распалась на несколько практически независимых держав. На западе созданная Батыем Золотая орда включала в себя территории Западной Сибири, северного Хорезма, Поволжья, Северного Кавказа и Крыма. В течение почти двух веков монголы Золотой орды сохраняли кочевой образ жизни. Они довольствовались сбором дани с подвластных им русских княжеств и лишь время от времени устраивали карательные походы против тех князей, которые пытались выйти из подчинения. В середине 15-го века Золотая орда раскололась на Сибирское, Казанское, Астраханское и Крымское ханства. Началось долгое противоборство — контрнаступление — растущей земледельческой Московии против остатков кочевых образований на её южных и восточных границах. (Мы поговорим об этом в следующей главе.)
Иначе сложилась судьба монгольских племён на востоке. Воцарившийся там внук Чингис-хана Хубилай (1215–1294) направил всю их энергию на покорение оставшихся территорий Китая и объединение страны под властью монголов. Он окружил себя китайскими советниками и учёными, сохранял китайские традиции, верования и культурные течения и умело скрывал тот факт, что верховная военная и политическая власть в государстве перешла в руки монгольского меньшинства.
Конечно, простые и грубые манеры монголов шокировали церемонных китайских придворных. Для них монгольская привычка нарезать мясо ножом тут же за столом и отправлять куски в рот казалась проявлением варварства, а участие женщин в пирах и общественных делах повергало в смятение и растерянность. Но и монголам было тяжело подделываться под китайский этикет. В выстроенной им новой столице (будущий Пекин) Хубилай-хан выделил большой участок земли, в котором была в миниатюре воссоздана степная жизнь. "За высокими стенами Запретного города, охраняемыми воинами, семья императора и его двор могли жить как монголы… Там паслись стада и стояли юрты, в которых придворные предпочитали жить, есть, спать. Беременные жёны хана стремились родить в юрте, и дети получали первое образование там же. Хотя Хубилай и его наследники на людях вели себя как китайские императоры, за стенами Запретного города они сохраняли обычаи степей."86
Давая выход боевой энергии монголов, Хубилай-хан предпринял военные экспедиции в Японию и в Индонезию, но они окончились неудачей. Правление монгольской династии Юань в Китае длилось примерно столетие. В 1368 успешное восстание коренного населения привело к власти династию Минг, и последний монгольский император бежал обратно в Монголию вместе со своими соплеменниками и соратниками. В течение последующих веков монголы не раз тревожили северо-западную границу Китая, однажды даже осадили Пекин и взяли в плен императора (1449 год).87 Вплоть до наших дней отношения между двумя миллионами монголов и миллиардом китайцев остаются в значительной мере враждебными. Вплоть до наших дней половина монголов предпочитает кочевать по степям со своими стадами, спать в юртах, уклоняться от всех благ — и от всех обязанностей — цивилизации. Можно сказать, что процесс оседания на землю монгольского племени ещё не закончен. Не может ли быть, что только тот, кто пожил в юрте или шёл за караваном верблюдов, способен постичь непонятную нам сладость этой жизни?
Последнее извержение военной мощи и ярости кочевников на земледельческие государства приходится на конец 14-го века и связано с именем знаменитого полководца Тимура (1336–1405). Он происходил из небольшого племени Барлас, участвовавшего в завоеваниях Чингис-хана. Хотя столицу своей империи — Самарканд — он украсил мечетями и дворцами, сам предпочитал жить в походном войсковом лагере, в юрте. За двадцать лет непрерывных войн (1383–1405) его армии прошли кровавым катком по Малой и Средней Азии, Кавказу и Крыму, Сирии и Индии, России и Китаю. Снова мы видим пирамиды отрубленных голов, снова сожжённые поля и сады, снова под ударами катапульт и таранов рушатся стены городов — Дели и Москвы, Анкары и Смирны, Аллепо и Дамаска, Багдада и Чимкента. Но наследники Тимура — династия Тимуридов — постепенно осознали, что крестьяне, ремесленники и купцы могут принести гораздо больше богатств, если их оставлять в живых, и сделались привилегированными правителями земледельческих государств.
