Много серьёзных экономических умов билось над загадкой египетской нищеты. Одни сосредотачивали своё внимание на пороках плановой экономики; другие обвиняли во всём коррупцию чиновничьего аппарата; третьи искали корни в традициях мусульманской ментальности. Специалисты по сельскому хозяйству справедливо указывали на то, что постройка Ассуанской плотины привела к прекращению разливов Нила, и это положило конец традиционным формам земледелия, а новые методы осваиваются с трудом.11 В книге "Бедность в Египте" проводится сравнение египетской экономики и южнокорейской. В 1960 году обе страны находились в одинаково бедственном состоянии. Через 35 лет Южная Корея стала индустриальной державой и обогнала Египет по всем показателям в пять-десять раз. Автор отмечает главное отличие: корейцы отказались национализировать предприятия, не дали командным методам управления экономикой теснить и разрушать рыночные отношения.12
Журналисты, долго жившие в Египте, вглядывались в повседневную жизнь людей, расспрашивали крестьян, рабочих, предпринимателей, бюрократов о причинах, мешающих им преуспеть в своей профессиональной деятельности. Много интересного можно найти, например, в книге Стивена Глэйна "Муллы, купцы и боевики".13 Ему довелось познакомиться с владельцем мебельной фабрики, работающей исключительно на экспорт.
Располагалась фабрика Абделя-Рауфа в двухэтажном здании. К нему примыкал скотный двор с овцами, утками и буйволами. Но внутри стояли готовые к отправке превосходные копии французской мебели 18-го века. Всё началось с визита голландского предпринимателя Ганса, рассказывал Абдель-Рауф. Тот показал фотоальбом с изображениями кресел, секретеров, столов, которые — как ему казалось — будут иметь успех на рынке. Два года ушло у египетского предпринимателя на то, чтобы достигнуть требуемого качества изделий. К моменту визита журналиста он поставлял через фирму Ганса мебель в Америку, Японию, Австрию, Италию. Оборот фабрики достиг трёх миллионов долларов, работало на ней 240 человек.
Со сбытом проблем не было — трудность состояла в другом. Так как в Египте нет качественной древесины, сырьё Абдель-Рауфу приходилось импортировать: сосну — из США и Финляндии, берёзу — из Румынии и Югославии, фанеру — из России. Правительство облагает этот импорт непосильным 20-процентным налогом, но обещает компенсировать его, когда готовые изделия будут отправлены за границу. Однако получить эту компенсацию практически невозможно из-за бюрократической волокиты.14
О размерах и бездеятельности чиновничьего аппарата в Египте ходят легенды. Штаб-квартира большинства министерств и комитетов расположена в 12-этажном здании сталинского стиля, называемом Мугамма, расположенном в Каире. Ироничные каирцы говорят, что под крышей Мугаммы больше тел вкушают вечный покой, чем во всех египетских гробницах. По проведённым неофициальным подсчётам, египетский чиновник в среднем работает 27 минут в день.15 Общая численность этой армии достигает трёх миллионов человек.
Возникшая в начале 1990-х годов организация "Международная открытость" анализирует работу чиновничьего аппарата в разных странах с точки зрения коррупции. На десятибальной шкале 10 очков означают абсолютную честность, ноль очков — ситуацию, при которой ни одна подпись на бумагах не будет поставлена без соответствующей взятки. Проверка по этой шкале, проведённая в 54 странах, оценила честность чиновников в Египте в 2,84 балла. Ниже него были такие страны, как Колумбия, Уганда, Индия, Бангладеш, Пакистан. Хуже всех обстоят дела в Нигерии — 0,69, а лучше всего — в Новой Зеландии: 9,43.16
Некоторые исследователи считают, что заключение мира с Израилем было вынужденной мерой: просто к 1979 году социалистические реформы, национализация всех отраслей "от сталелитейной до разведения лошадей", довели экономику до такого состояния, что огромные военные расходы стали стране не под силу. "Опасаясь очередного финансового кризиса, международные доноры в начале 2002 года согласились сделать очередное вливание в размере 10 миллиардов долларов… Правительство объявило, что оно разрешает свободный обмен египетского фунта на доллары… Но вскоре стоимость фунта упала до 6,5 за 1 доллар, и власти снова вынуждены были вмешаться. Как обычно, режим сделал два шага вперёд, а потом — прыжок назад".17
При всём упоре на равенство людей перед Аллахом, мусульманская культура, в её сегодняшней форме, похоже, не имеет ниши для понятия "достойная бедность". Человек, пытающийся жить по своим реальным средствам, может легко потерять уважение родных и близких. "Видный египетский журналист, с европейским образованием, жаловался, что ему пришлось залезть в большие долги, чтобы купить квартиру своей дочери, которая только что вышла за человека с солидным заработком. Он объяснял, что не только его дети, но друзья и родные ожидали от него подобной щедрости. Как египтянин он был бы пристыжен, если бы не оправдал их ожиданий. Что люди думают о тебе — важнее, чем реальные жизненные свершения".18
Среди лозунгов Насеровской революции было обещание бесплатного школьного образования для всех египтян. Действительно, в государственном бюджете расходы на расширение сети школ росли непрерывно. Однако карьера школьного учителя никогда не считалась престижной. Молодые люди неохотно ступали на этот путь и при первой же возможности пытались сменить профессию или уехать в другие арабские страны, где учителям платили больше. В 1980-е каждый год 30 тысяч педагогов получали визы для работы за границей. В стране на каждого оставшегося учителя приходилось по 62 ученика. Классы в городах были переполнены, школы работали в две смены. В сельской же местности, несмотря на закон 1981 года, сделавший девятиклассное образование обязательным, родители часто забирали детей из шестого класса — семье нужны были рабочие руки. В результате к 1990 году только 45 % населения могли читать и писать.19
Расходы на высшее образование тоже составили значительную сумму в бюджете. К 1990 году в стране имелось 14 государственных университетов, с общим числом студентов 700 тысяч. Девушки составляли 32 %. В отличие от Саудовской Аравии, совместное обучение разрешалось, студентки ходили с открытыми лицами, не чурались следовать европейским модам. Однако вскоре среди них началось сильное — и совершенно добровольное — движение в сторону исламизации. "Сотни молодых женщин "надевали чадру", другие требовали, чтобы их отделили от мужчин и предоставили специальные аудитории, третьи облачались в длинные робы, скрывавшие тело с головы до ног, — к изумлению и огорчению их матерей, которые в своё время боролись за право снять чадру и носить юбки и платья. Особенно тревожным был тот факт, что исламисты начали активно проникать на кафедры и создавать тайные ячейки на кампусах".20
Пропаганда исламистов находила сочувственный отклик у выпускников университетов в значительной мере потому, что положение их было очень тяжёлым. Безработица среди них достигала 40 %, обзавестись семьёй, жильём, работой было уделом редких счастливцев. Обвинить во всём секулярное правительство, всю эту армию бюрократов, благоденствующих под защитой тайной полиции и сил безопасности, казалось убедительным и логичным. А отсюда оставался уже один шаг до вступления в какую-нибудь подпольную запрещённую организацию: "Мусульманское братство", "Гамаа Исламия", "Джихад".
