Во время следствия и суда Рамзи отказался отвечать на вопросы. Так и осталось неясным, кто послал его, кто оплачивал его расходы, кто снабжал фальшивыми документами. Американским прокурорам не удалось доказать замешанность шейха Омара во взрыве, поэтому в 1996 году его судили по редко применяемому закону, принятому во время Гражданской войны: "Заговор с целью развязать террор против Американского правительства". С 1997 года шейх находится в одиночном заключении, не имея возможности общаться со своими последователями, не получая даже сладостей, которые врачи запретили ему из-за диабета, но которые он очень любил и поедал в больших количествах, пока был на свободе.53
Канун вступления Европы в индустриальную эру был ознаменован появлением многих социалистических утопий, рисовавших идеальное общество будещего, которое покончит с нищетой, угнетением, неравенством, несправедливостью. Томас Мор и Фрэнсис Бэкон в Англии, Кампанелла и Вико в Италии, Сен-Симон, Фурье, Прудон во Франции, Маркс и Энгельс в Германии, Кропоткин и Чернышевский в России — все разворачивали перед зачарованными читателями картины грядущего рая на земле. Нечто похожее происходит и сегодня в странах, подошедших к порогу новой эры. В Египте самая популярная утопия была создана писателем Сайидом Катбом — тем самым, который так трогательно описал своё детство в деревне. Как Кампанелла и Чернышевский, он создавал свои главные труды, сидя в тюрьме. Как Прудон и Фурье, он отвергал священность частной собственности. Как Маркс и Кропоткин, ненавидел финансовую деятельность и господство рыночных отношений. Но, в отличие от социалистов, он утверждал, что проект идеального общества давно был дан людям в Коране (Катб выучил его ещё в детстве и даже зарабатывал, читая по праздникам отрывки в домах соседей-крестьян). В книге "Социальная справедливость в исламе"54 он скрупулёзно, пункт за пунктом, показывает, как все пороки и болезни современного общества могли бы быть излечены, если бы люди подчинились тому, что было им заповедано Божьим посланцем четырнадцать веков назад. Те же идеи он разворачивает в книгах "В тени Корана", "Этой религии принадлежит будущее", "Ислам и проблемы цивилизации" и других.55
Огромная популярность писаний Катба в мусульманском мире, конечно, связана с тем, что он возвращает верующим надежду, достоинство, гордость. "Вот, мы владеем духовным сокровищем, которого лишён мир неверных, при всём его материальном преуспеянии". Но немалую роль играет и то, что Катб заплатил за свои убеждения жизнью. В 1930-40-е годы он был учителем, журналистом, писателем, публиковал сборники стихов и стал хорошо известен в кругах египетской интеллигенции. Резкий поворот в сторону исламизма произошёл у него после возвращения в 1951 году из Америки, которая его разочаровала и оттолкнула. Он отрёкся от своих прежних, литературно-секуляристских трудов, вступил в Мусульманское братство, принял участие в Насеровской революции 1952 года и выдвинулся настолько, что ему был предложен пост министра образования в новом правительстве. Однако, после раскола между офицерами-секуляристами и исламистами Мусульманского братства (1954), Насер обрушил на своих бывших союзников волну террора, арестов, репрессий. Для Катба началась двенадцатилетняя тюремная эпопея, которая закончилась судом и казнью в 1966 году. Ореол мученика придаёт его идеям особую убедительность в глазах антисекуляристов мусульманского мира.56
"Христианство, — писал Катб, — смотрит на человека только с точки зрения его духовных устремлений и пытается задавить в нём все человеческие инстинкты, чтобы дать больше простора духовному. Коммунизм, наоборот, смотрит на человека с точки зрения его материальных нужд… В отличие от них, ислам рассматривает человека как единство, в котором духовные порывы нельзя отделять от телесных потребностей".57 Зная Коран наизусть, можно легко найти в нём пригоршни цитат, подтверждающих такую схему. Но историческая реальность состоит в том, что сегодняшнее мусульманство зашло дальше и коммунизма, и христианства в насаждении запретов. Употребление алкоголя может довести человека до пьянства — значит мы запрещаем спиртное абсолютно. От вида прелестного женского лица или изящного колена мужчина может потерять голову — значит мы заставим женщин исчезнуть под чадрой и буркой. Соблазнённый проповедниками других религий мусульманин может захотеть покинуть ряды правоверных — мы пригрозим ему смертью за вероотступничество. Нарушение супружеской верности может привести к развалу семьи — значит мы введём смертную казнь за измену и запретим женщинам встречаться и говорить с посторонними. Но самое страшное, что должно быть запрещено навсегда и безжалостно — финансовая деятельность, которая может привести к незаслуженному обогащению одних за счёт других. И в этом последнем христианство, коммунизм и ислам остаются в полном единодушии.
Утопии, как правило, сочиняются священослужителями, писателями, учёными, то есть людьми, которых можно назвать "хозяевами знаний". Во все эпохи этот социальный слой отличался презрительным недоброжелательством к "хозяевам вещей", то есть к тем, кто должен руководить экономической жизнью человеческого сообщества.58 Христианство отрезало богачу дорогу в рай, коммунизм заклеймил "хозяина вещей" страшным словом "эксплуататор", ислам приравнял погоню за выгодой к отвратительному греху — ростовщичеству. "Заработать хотя бы один динар ростовщичеством — страшнее, чем совершить тридцать шесть прелюбодеяний".59 Все три вида утопий — теоретически и практически — подавляли предпринимательство, что было равносильно подавлению обмена веществ в социальном организме. Расплата была всюду одна: застой, разорение, нищета.
Ни христианские, ни коммунистические, ни мусульманские утописты сами, конечно, никого не убивали. История каждый раз должна была пройти определённый цикл, прежде чем их возвышенные идеи были подхвачены — искажены — узурпированы — Торквемадой, Сталиным, аятоллой Хомейни. Видимо, такой же цикл проходит сейчас история Египта. Заключительную работу Катба "Придорожные вехи", в которой он призывает джихадистов перейти от обороны к наступлению, сравнивали с работой Ленина "Что делать?".60 Пропаганда ненависти, идущая непрерывно в египетских мечетях и университетах, формирует поколение, таящее в себе будущих знаменосцев воинствующего исламизма, которые попытаются свергнуть секулярное правительство. Выйдет ли из их рядов Аттила, способный перенести террор на соседние страны — вопрос открытый.
Было бы несправедливо утверждать, будто джихадистов совсем не мучает совесть по поводу женщин, детей и стариков, разорванных их бомбами. Нет, мусульманским шейхам, муллам и вербовщикам приходится тратить много умственных усилий, создавая теории и аргументы, оправдывающие эту невинную кровь. Например, они объясняют, что убийства израильтян всегда справедливы, потому что в их стране военная служба обязательна, а значит гражданского населения там просто нет: все — военные. Ирландский террорист Халид Келли, принявший мусульманство, объяснял, что англичане голосовали за Тони Блэра, за агрессора, напавшего на Ирак, поэтому все они — законные мишени. Шейх Омар Бакри очень чувствителен к соблюдению странного правила: террорист имеет право совершать взрывы в стране проживания только в том случае, если он был рождён в ней. Он с большим облегчением узнал, что все четверо джихадистов, взорвавших себя в Лондонском метро в июле 2005 года, родились в Англии. Террорист Аттила (!) Ахмет, ожидающий суда в британской тюрьме, считает, что можно взрывать любые банки: ведь взимая проценты, они нарушают Божий закон, завещанный пророком.61
