Во-первых, она не учитывает те ситуации, когда человек от отчаяния кидается на гибельные и самоубийственные поступки: совершает преступления, разрушает себя наркотиками и алкоголем, идёт в террористы-самоубийцы. Во-вторых, отчаяние очень часто выражается в том, что человек бежит из мест обитания, рискуя жизнью — бредёт через безводную пустыню, плывёт в утлом судёнышке через океан, пересекает минные поля. В-третьих, сомнение — лишь один из источников отчаяния; человек так яростно вытравляет его лишь потому, что этот источник ему по силам задавить. Остальные таятся в общей нищете и унынии, с которыми он ничего не может поделать. "Когда я приезжаю в мусульманские страны, — пишет Фатима Мернисси, — будь то Пакистан, Египет или Алжир, меня всегда поражает чувство горечи в людях, причём у самых разных — у молодёжи, интеллектуалов, крестьян… Часто это горечь по поводу неосуществлённых амбиций или нехватки элементарных товаров и удобств, но часто и по поводу отсутствия книг, фильмов, телепрограмм… Ни в одной западной стране не видела я такой глубокой тоски из-за невостребованности талантов, упущенных перспектив, неравенства возможностей, абсурдного замораживания карьеры."14
Омар Насири, в своих разъяснениях британскому полицейскому, по сути повторил лозунг — призыв, — гремящий во всех мечетях: "Никаких переговоров с неверными! Наше требование — пусть они исчезнут не только с нашей земли, но и из нашей жизни!" Но можно ли выполнить это иначе, как исчезнув с лица планеты?
Итак, круг замкнулся. Не только Бин Ладен с его объявлением войны Америке, не только тысячи шейхов, восхваляющих джихад в тысячах мечетей, собирающих деньги семьям героев-самоубийц, не только тысячи вебсайтов на Интернете, но даже джихадист, согласившийся шпионить в нашу пользу, дружно повторяют — твердят нам, что условия примирения остались теми же самыми, какие были выдвинуты пророком Мухаммедом 14 веков назад: принять мусульманство и все его правила; подчиниться власти мусульман и платить им налог; иначе — смерть.
Готовы ли мы принять такие условия?
Будем надеяться, что нет. Будем надеяться, что хватит ещё в наших рядах людей готовых идти в бой за достоинство и свободу. Наше исследование завершим обзором уже имеющихся линий обороны, подумаем над возможностями их укрепления. Но сначала раздвинем хронологические рамки и — в поисках верной стратегии — вглядимся в самые первые атаки бетинцев на только возникавший индустриальный мир — в террор анархистов-социалистов, бушевавший в 19-ом веке.
ИСЛАМ, КОММУНИЗМ И ДЖИХАД АНАРХИСТОВ
Яростное выжигание сомнения из картины мира, свирепая установка на цельность, однозначность и неизменность всех лозунгов, догматов и постулатов, которые мы видим в исламизме, заставляет нас вспомнить другое мощное движение 20-го века, захлестнувшее чуть не половину планеты: коммунизм. Однако коммунистические государства, хотя и представляли огромную опасность для свободного мира, редко прибегали к террору за пределами своей территории. Похищение генералов Кутепова (Париж, 1930) и Миллера (1937), убийство Троцкого (Мехико-сити, 1940), дробина с бацилами в бедре болгарского радиожурналиста Маркова (Лондон, 1979), выстрел в папу Павла Второго (Рим, 1981) — всё это были прицельные операции, спланированные и осуществлённые тайной полицией. Они не были направлены на уничтожение мирного населения, мы не чувствуем в них бурления стихийной — иррациональной — ненависти. Интересно разобраться: почему?
Общие черты идеологии коммунизма и исламизма лежат на поверхности, бросаются в глаза. И всё же, перечислим их ещё раз:
1. Полное подчинение человека воцарившейся догме и властям предержащим.
2. За попытку отступничества — бегство за границу, переход в другую веру — смерть.
3. За критическое или просто ироничное замечание в адрес живых или мёртвых святых — смерть.
4. Последовательное подавление свободной рыночной и финансовой деятельности.
5. Строжайший контроль за искусством и наукой, уничтожение неугодных произведений или открытий.
6. "Как коммунистическая партия в её ленинской конструкции, ислам стремится контролировать государство, не подчиняясь ему и не неся никакой ответственности."15
7. Отсутствие законной и зримой оппозиции, которая могла бы корректировать действия властей — всё тем же инструментом сомнения.
8. Коммунистическая партия всегда права, ибо опирается на священное учение Маркса-Ленина; и так же всегда права господствующая мусульманская улема, ибо она опирается на священные заветы пророка.
9. Весь окружающий мир населён сатанинскими силами — капиталистами, неверными, — главная задача которых: уничтожить "светлое царство" — коммунизма, ислама.
10. Смерть в бою с врагами — величайшее жизненное свершение, открытое каждому подданному "светлого царства".
То, что безбожники-коммунисты и фанатично верующие мусульмане выстраивали такие похожие политико-социальные постройки, ясно указывает на наличие исторических импульсов, не связанных с культурно-религиозными традициями различных народов. Коммунистическую модель пытались применять Бен Белла в Алжире, Насер в Египте, Асад в Сирии, Саддам Хуссейн в Ираке, Секу Туре в Гвинее, Кваме Нкрума в Гане, Сукарно в Индонезии, Бургиба в Тунисе — все приступили к национализации предприятий, к жесткому регулированию рыночных отношений, к той или иной форме коллективизации сельского хозяйства. Сходство между этими странами и Вьетнамом, Камбоджей, Кубой, Никарагуа, Северной Кореей было не в культуре, а в том, что все эти народы в середине 20-го века оказались на пороге — перед необходимостью — вступления в индустриальную эру.
Самое распространённое заблуждение западного идолопоклонника демократии — что власть в этих странах была захвачена кучкой заговорщиков, которые не пользовались поддержкой народа; а вот если бы провести там свободные выборы то всё стало бы на место. Но выборы в Алжире (1992), в Пакистане (1997), в Газе (2006) ясно показывают, насколько велико влияние исламистских партий. Даже в сегодняшней Турции судьба секулярного государства висит на волоске. И это происходит потому, что народная масса неспособна провидеть гарантированную нищету, которую несут ей коммунисты и исламисты. Зато она жадно тянется к тем двум реальным благам, которые обещают и те, и другие: свободу от жизненного состязания и свободу от сомнений. То есть равенство и непогрешимость. А что может быть бесценнее?
Неважно, что и равенство, и непогрешимость при этих режимах остаются абсолютно иллюзорными. Иллюзия производит такой же обезболивающий эффект, как алкоголь или новокаин. Именно спасаясь от мук сомнения, даже образованные и одарённые люди так часто кидаются под сень коммунистической идеологии или строгого мусульманства. Жан Поль Сартр был увлечён в объятия троцкизма-маоизма тем же душевным порывом, что и египетский писатель Сайид Катб — в объятия исламизма.
Глубинное сходство — родство — ислама и коммунизма станет нам яснее, если мы раздвинем исторические рамки и включим в рассматриваемую картину век 19-ый. Тогда мы увидим, что воцарению коммунизма предшествовал — и способствовал — революционный террор огромной силы, сотрясавший страны Европы и Америки ничуть не слабее, чем сегодняшний джихад. Ненависть к возникавшему индустриальному миру бушевала в сердцах европейских бетинцев-христиан с такой же силой, с какой она пылает сегодня в сердцах бетинцев-мусульман.
