— Я тоже, так что, думаю, мы в равном положении.
Вместо ответа Гита приподнимает голову. Их предыдущий беглый поцелуй поджег годовалый запас страсти. Теперь вырвались наружу сдерживаемые желания. Они хотят большего друг от друга.
Лай собаки где-то поблизости вынуждает их прерваться. Они знают, что собаку сопровождает охранник. Лале встает и притягивает к себе Гиту. Один последний поцелуй, и они убегают в относительную безопасность лагеря, в толпу, в которой могут раствориться.
В женском лагере они замечают Дану, Ивану и Силку и направляются к ним.
Лале бросается в глаза, насколько Силка бледна.
— Силка здорова? — спрашивает он. — Она неважно выглядит.
— Здорова, насколько это возможно. В этих обстоятельствах.
— Она больна? Нужны лекарства?
— Нет, не больна. Тебе лучше не знать.
Пока они подходят к девушкам, Лале наклоняется к Гите и шепчет:
— Скажи. Может, я помогу.
— Не в этот раз, любовь моя.
Девушки окружают Гиту, и они уходят. Силка, опустив голову, тащится следом.
Любовь моя!
Глава 13
В эту ночь Лале, лежа на своей койке, чувствует себя необыкновенно счастливым.
Гита свернулась калачиком на нарах рядом со спящей Даной. Широко открытыми глазами уставившись в темноту, она вновь переживает те мгновения, когда лежала с Лале: его поцелуи, томление тела, жажда продолжения. С горящим лицом она рисует себе их следующую встречу.
На внушительной кровати под балдахином Силка лежит в объятиях Шварцхубера. Он ласкает ее тело, а она невидящими глазами смотрит в пустоту, оцепенев и ничего не чувствуя.
Личная столовая в Освенциме. Хёсс сидит за красивым столом, накрытым для одного. Изысканная еда подана ему на тонком фарфоре. Он наливает в хрустальный бокал «Шато Латур» урожая 1932 года. Поболтав вино в бокале, он нюхает его, затем отпивает. Он не допустит, чтобы напряжение его службы помешало ему наслаждаться маленькими удовольствиями жизни.
Пьяный Барецки вваливается в свою комнату в казармах Освенцима. Распахнув дверь ногой, он спотыкается и неуклюже падает на кровать. С трудом снимает портупею с револьвером и перекидывает ее через столбик кровати. Распростершись на постели, он чувствует, как прямо в глаза ему светит верхняя лампа. После безуспешной попытки подняться он неловкой рукой вытаскивает пистолет из кобуры. Со второго выстрела он приканчивает непокорную лампу. Пистолет падает на пол, и охранник вырубается.
* * *
На следующее утро, не забыв подмигнуть Гите, Лале забирает в конторе у Беллы расходные материалы и инструкции. Его улыбка исчезает, когда он замечает, что Силка рядом с Гитой даже не поднимает голову, чтобы ответить на его приветствие. Это продолжается уже слишком долго. Он решает заставить Гиту рассказать ему, что случилось с Силкой. На улице его поджидает Барецки, очень злой с похмелья.
— Поторопись! Нас ждет грузовик в Освенцим.
Лале идет за ним к грузовику. Барецки залезает в кабину и захлопывает дверь. Лале, поняв намек, забирается в кузов. По дороге в Освенцим его трясет и кидает из стороны в сторону.
По приезде в Освенцим Барецки говорит Лале, что собирается полежать, а Лале надлежит пойти к блоку 10. Когда Лале находит этот барак, эсэсовец направляет его в заднюю часть. Барак отличается от тех, что Лале видел в Биркенау.
Когда он заходит за угол здания, ему бросается в глаза проволочный забор, огораживающий часть заднего двора. Постепенно он начинает замечать в огороженной части какое-то движение. И застывает, пригвожденный к месту этим зрелищем. За забором — девушки, десятки обнаженных девушек. Многие лежат, некоторые сидят, некоторые стоят, и почти никто не двигается. Лале в оцепенении смотрит, как за ограждение заходит охранник и начинает расхаживать среди девушек, поднимая их левые руки в поисках номеров, нанесенных, возможно, Лале. Найдя нужную, охранник тащит ее прямо по телам. Лале всматривается в лица девушек. Отсутствующие. Молчаливые. Он замечает, что некоторые девушки прислоняются к проволочному забору. В отличие от других заборов в Освенциме и Биркенау, этот не под током. Их лишили возможности самоустраниться.
— Кто ты такой? — вопрошает голос у него за спиной.
Лале поворачивается. Из задней двери вышел офицер СС. Лале медленно поднимает свой портфель:
— Татуировщик.
— Так чего стоишь? Заходи внутрь.
Пока Лале проходит через большую комнату к столу, его небрежно приветствуют два врача и медсестры в белых халатах. Узники здесь вообще не похожи на людей. Скорее это куклы, брошенные кукловодом. Он подходит к медсестре, сидящей за столом, и поднимает портфель:
— Татуировщик.
Она с неприязнью смотрит на него, усмехается и выходит. Он идет за ней. Она ведет его по длинному коридору в большую комнату. Там выстроены в шеренгу примерно пятьдесят молодых девушек. Тишина. В комнате стоит кисловатый запах. Перед шеренгой Менгеле осматривает одну из девушек, грубо открывает ей рот, хватает за бедра, потом за груди. По ее лицу струятся слезы. Закончив осмотр, он машет ей влево. Забракована. На свободное место выталкивают другую девушку.
Медсестра подводит Лале к Менгеле. Тот прекращает осмотр.
— Ты опоздал, — с ухмылкой произносит он, явно наслаждаясь смущением Лале, потом указывает на небольшую группу девушек, стоящих слева от него: — Этих я оставляю. Нанеси им номера. — (Лале отходит.) — В скором времени, Татуировщик, я тебя заберу.
Лале оглядывается, и вот оно! Эти плотно сжатые губы изгибаются в кривой ухмылке. И снова Лале пронизывает дрожь. У него трясутся руки. Лале поспешно направляется к небольшому столу, где сидит другая медсестра с личными карточками наготове. Она освобождает для него место. Он пытается справиться с дрожью в руках, раскладывая инструменты и расставляя бутылочки с чернилами. Потом бросает взгляд на Менгеле, перед которым стоит очередная напуганная девушка; тот запускает пальцы ей в волосы и щупает груди.
— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, — слышит Лале его голос.
Лале видит, что девушка дрожит от страха.
— Ну, ну, ты в безопасности, это госпиталь. Здесь мы заботимся о людях. — Менгеле поворачивается к ближайшей медсестре. — Принесите одеяло этой милой крошке. — Повернувшись к девушке, он говорит: — Я позабочусь о тебе как следует.
Девушку посылают к Лале. Лале опускает голову, готовясь войти в ритм нанесения цифр, показанных ему медсестрой.
Когда работа завершена, Лале выходит из здания и снова смотрит на огороженный участок. Он пуст. Лале падает на колени, чувствуя позывы к рвоте. Ему нечего извергать: единственная жидкость в его теле — это слезы.
* * *
В тот вечер Гита приходит к себе в барак и узнает, что прибыли новенькие. Старожилы с негодованием разглядывают прибывших. Им не хочется рассказывать о предстоящих ужасах, не хочется делиться своими пайками.
