Лале оставляет Леона, собираясь уйти, но тут его окликает Барецки:
— Татуировщик, где ты пропадал? Я тебя искал.
— Мне сказали, у меня выходной.
— Ну уж нет. Пошли, есть работа.
— Мне надо взять портфель.
— Для этой работы твои инструменты не нужны. Пошли.
Лале спешит за Барецки. Они направляются к одному из крематориев.
Лале догоняет охранника:
— Куда мы идем?
— Беспокоишься? — смеется Барецки.
— А вы не беспокоились бы?
— Нет.
У Лале теснит в груди, он учащенно дышит. Убежать? Если он попытается, Барецки наверняка возьмет его под прицел. Но какая разница? Пуля уж точно лучше печи.
Они уже совсем рядом с крематорием III, когда Барецки решает положить конец терзаниям Лале. Он замедляет широкий шаг:
— Не дрейфь! Поторопись, а не то нам обоим не поздоровится и окажемся в печи.
— Вы не собираетесь от меня избавиться?
— Пока нет. Тут есть два заключенных как будто с одинаковыми номерами. Надо тебе взглянуть на них. Вероятно, клейма ставил ты или этот евнух. Ты должен сказать, что это за номера.
Впереди маячит здание из красного кирпича. Большие окна маскируют его назначение, но размер труб подтверждает ужасающую истинную его природу. У входа их встречают два эсэсовца; они обмениваются шутками с Барецки и игнорируют Лале. Указывают на закрытую дверь внутри здания, и Барецки с Лале направляются туда. Лале оглядывает этот последний смертный путь в Биркенау. Он видит стоящих рядом понурых зондеркомандовцев, готовых выполнять работу, на которую добровольно не согласился бы ни один человек на земле: они извлекают трупы из газовых камер и загружают их в печи. Лале пытается встретиться взглядом с кем-нибудь из них, дать знать, что он тоже работает на врага. Он тоже выбрал возможность продлить себе жизнь, оскверняя людей одной с собой веры. Но никто не смотрит ему в глаза. Он слышал то, что говорят другие узники об этих людях и их привилегированном положении: живут отдельно, получают дополнительный паек, имеют теплую одежду и одеяла. Их существование схоже с его собственным, и у него падает сердце при мысли, что его тоже презирают за роль, которую он играет в лагере. Не сумев никак продемонстрировать свою солидарность с этими людьми, он идет дальше.
Их приводят к массивной стальной двери. Перед ней стоит караульный.
— Все в порядке, весь газ вышел. Нам нужно отправить их в печи, но мы не можем, пока ты не разберешься с номерами.
Караульный открывает дверь для Лале и Барецки. Выпрямившись в полный рост, Лале смотрит на Барецки в упор и делает широкий жест рукой слева направо:
— После вас.
Барецки хохочет и хлопает Лале по спине:
— Нет, после вас.
— Нет, после вас, — повторяет Лале.
— Я настаиваю, Татуировщик.
Эсэсовец широко открывает двери, и они входят в помещение, напоминающее пещеру. Оно заполнено телами — сотнями обнаженных тел. Они навалены друг на друга, конечности скрючены. Неподвижный взгляд мертвых глаз. Мужчины, молодые и старые, внизу дети. Кровь, рвотные массы, моча и фекалии. Все помещение пропитано запахом смерти. Лале пытается сдержать дыхание. Легкие горят. Ноги под ним вот-вот подогнутся.
— Вот черт! — восклицает за его спиной Барецки.
Это одно слово из уст садиста лишь увеличивает бездну бесчеловечности, в которую погружается Лале.
— Сюда, — указывает офицер, и они идут за ним к стене, где рядом лежат два мужских трупа.
Офицер заговаривает с Барецки. В кои-то веки тот не находит слов, лишь сообщает эсэсовцу, что Лале понимает немецкий.
— У них обоих одинаковые номера. Как такое может быть?
Лале лишь качает головой и пожимает плечами. Откуда ему знать, черт побери?!
— Посмотри на номера, — отрывисто говорит офицер. — Какой из них правильный?
Лале наклоняется и поднимает руку одного. Он рад возможности встать на колени, надеясь, что это поможет ему сохранить равновесие. Он внимательно рассматривает цифры на коже.
— А другой? — спрашивает он.
Ему грубо пихают руку другого мужчины. Он тщательно изучает оба номера.
— Посмотрите. Это не тройка, это восьмерка. Часть ее потускнела, но это восьмерка.
Караульный нацарапывает на каждой холодной руке правильные номера. Не спрашивая разрешения, Лале поднимается и покидает здание. Он идет скрючившись и тяжело дыша. Барецки нагоняет его на улице.
— Ты в порядке?
— Нет, не в порядке, мать вашу! Вы — подонки. Скольких еще из нас вы намерены убить?
— Вижу, ты удручен.
Барецки — простой необразованный парень. Но у Лале в голове не укладывается, что эти люди, на лицах которых они только что видели следы агонии, чьи тела искорежены смертной мукой, не вызывают у Барецки никаких чувств.
— Давай пошли, — говорит Барецки.
Лале берет себя в руки, чтобы идти рядом с ним, но не смотрит на попутчика.
— Знаешь что, Татуировщик? Готов поспорить, ты единственный еврей, который дошел до печи и вышел из нее. — Он громко смеется, хлопает Лале по спине и широкими шагами направляется вперед.
Глава 15
Лале решительно выходит из барака и шагает по лагерю. К нему приближаются два эсэсовца с автоматами на изготовку. Не останавливаясь, он поднимает свой портфель:
— Политотдел!
Автоматы опущены, и он проходит без лишних слов. На территории женского лагеря Лале сразу же направляется к блоку 29. Его встречает капо, со скучающим видом прислонившаяся к стене здания. Она даже не двигается, когда он подходит к ней и достает из портфеля большую плитку шоколада. Барецки предупредил ее, чтобы не вмешивалась в отношения между Татуировщиком и заключенной номер 34902, и она принимает взятку.
— Пожалуйста, приведите ко мне Гиту. Я подожду внутри.
Засунув шоколад за пазуху и пожав плечами, капо отправляется в администрацию. Лале заходит в барак, закрыв за собой дверь. Ждет он недолго. Вспышка солнечного света — открывается дверь — говорит о том, что она пришла. Гита видит его стоящим в полумраке с опущенной головой.
— Ты!
Лале делает шаг к ней. Она отступает назад, ударившись о закрытую дверь. Ей явно не по себе.
— Ты в порядке? Гита, это я. — Подойдя к ней на шаг, он с изумлением замечает, что она дрожит. — Гита, скажи что-нибудь.
— Ты… ты… — повторяет она.
— Да, это я, Лале. — Он берет ее за обе руки и крепко сжимает.
— Ты хотя бы чуточку представляешь, что творится в голове у человека, когда за ним приходит эсэсовец? Хотя бы чуточку?
