— И это делает ее героиней. Ты тоже герой, моя дорогая. То, что вы обе пытаетесь выжить, — это нечто вроде сопротивления нацистским подонкам. Выбрать жизнь — значит проявить неповиновение, своего рода героизм.
— В таком случае кем себя считаешь ты?
— Мне был дан шанс участвовать в уничтожении наших людей, и я выбрал этот шанс, чтобы выжить. Надеюсь только, что однажды меня не сочтут преступником или предателем.
Гита наклоняется и целует его:
— Для меня ты герой.
Время пролетает быстро, и они пугаются, когда в барак начинают возвращаться девушки. Оба они одеты, поэтому Лале покидает барак без смущения. А ведь могло случиться и по-другому.
— Привет. Дана, рад тебя видеть, — уходя, говорит Лале. — Девушки. Дамы.
Капо стоит, как обычно, у входа в блок. Глядя на Лале, качает головой:
— Тебя не должно быть там, когда заключенные возвращаются. Понял, Татуировщик?
— Простите, этого больше не повторится.
Лале бодрым шагом идет по лагерю. Слышит свое имя и с удивлением оборачивается, чтобы посмотреть, кто его зовет. Это Виктор. Он и другие польские рабочие направляются к выходу из лагеря. Виктор машет ему.
— Привет, Виктор, Юрий. Как ваши дела?
— Не так хорошо, как у тебя, судя по виду. Что происходит?
— Ничего, ничего. — Лале машет рукой.
— У нас для тебя припасы, и мы думали, что не сможем их передать. Найдется место в портфеле?
— Разумеется. Извините, я должен был раньше с вами увидеться, но я был… э-э… занят.
Лале открывает портфель, и Виктор с Юрием наполняют его. Помещается даже не все.
— Хочешь, принесу остальное завтра? — спрашивает Виктор.
— Нет, заберу все, спасибо. Увидимся завтра, и я заплачу.
Среди десятков тысяч женщин в Биркенау есть еще одна, помимо Силки, кому эсэсовцы разрешили оставить длинные волосы. Она примерно ровесница Гиты. Лале никогда с ней не разговаривал, но видел время от времени. Она отличается от остальных пышными белокурыми волосами. Все остальные женщины стараются спрятать коротко остриженные волосы под шарф — часто это кусок, оторванный от рубашки. Однажды Лале спросил Барецки, что это за история. Почему ей разрешили оставить длинные волосы?
— В тот день, когда ее привезли в лагерь, отбором занимался комендант Хёсс. Увидев ее, он посчитал ее очень красивой и сказал, чтобы ей оставили волосы.
Лале часто поражают вещи, увиденные им в обоих лагерях, но то, что из сотен и тысяч девушек Хёсс считает красивой лишь одну, приводит его в полное замешательство.
С колбасой, засунутой в штаны, Лале спешит к себе в каморку. Заворачивает за угол, и вот она, единственная красивая девушка в лагере, пристально смотрит на него. Он в рекордно короткое время добирается до своего жилища.
Глава 18
Весна прогнала суровых демонов зимы. Теплая погода дарит луч надежды каждому, пережившему ненастье и жестокие прихоти тюремщиков. Даже Барецки немного смягчился.
— Я знаю, ты умеешь доставать разное, — говорит он каким-то удивительно тихим голосом.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — отвечает Лале.
— Вещи. Ты умеешь их доставать. Я знаю, у тебя есть связи с местным населением.
— Откуда у вас эта информация?
— Послушай, ты мне нравишься. Я ведь тебя еще не пристрелил.
— Вы застрелили многих других.
— Но не тебя. Мы с тобой как братья. Разве я не делился с тобой своими секретами?
Лале предпочитает не оспаривать притязаний на братство.
— Говорите, я слушаю.
— Иногда ты давал мне советы, и я принимал их. Пытался даже написать что-то приятное своей девушке.
— Я этого не знал.
— Теперь знаешь, — с серьезным видом говорит Барецки. — Послушай, я хочу, чтобы ты попытался кое-что мне достать.
Лале нервничает, как бы кто-нибудь не услышал их разговор.
— Я говорил вам…
— Скоро у моей девушки день рождения, и я хочу, чтобы ты достал мне для нее пару нейлоновых чулок. — (Лале недоуменно смотрит на Барецки.) — Достань их мне, — Барецки улыбается, — и я тебя не пристрелю. — Он смеется.
— Попробую что-нибудь сделать. На это может уйти несколько дней.
— Только не слишком тяни.
— Я могу сделать для вас что-то еще? — спрашивает Лале.
— Нет, у тебя сегодня выходной. Можешь пойти и провести время с Гитой.
Лале съеживается. Плохо, что Барецки знает об их свиданиях, и как же его бесит, когда ублюдок произносит ее имя.
Чтобы выполнить просьбу Барецки, Лале идет искать Виктора. В конце концов он находит Юрия и от него узнает, что Виктор заболел и не вышел на работу. Лале говорит, что ему жаль, и собирается уйти.
— Могу я чем-то тебе помочь? — спрашивает Юрий.
Лале поворачивается к нему:
— Не знаю. У меня особая просьба.
— Может, я помогу? — Юрий поднимает бровь.
— Нейлоновые чулки. Знаешь, девушки надевают их на ноги.
— Я не младенец, Лале. Я знаю, что такое нейлоновые чулки.
— Можешь достать мне пару?
Лале показывает два бриллианта на ладони.
— Дай мне два дня. — Юрий берет их. — Думаю, я тебе помогу.
— Спасибо, Юрий. Передавай привет отцу. Надеюсь, он скоро поправится.
* * *
Лале направляется к женскому лагерю, когда слышит шум летящего самолета. Подняв глаза, он видит, как над лагерем пролетает, а затем разворачивается небольшой самолет. Он летит так низко, что Лале различает символ Военно-воздушных сил США.
— Это американцы! — кричит кто-то из заключенных. — Здесь американцы!
Все смотрят в небо. Некоторые принимаются прыгать, размахивая руками. Лале посматривает на вышки, окружающие лагерь: караульные в полной готовности направляют винтовки вниз, на территорию, где мужчины и женщины устроили демонстрацию неповиновения. Некоторые просто машут руками, чтобы привлечь внимание пилота, многие указывают на крематории с воплями: «Бросай бомбы! Бросай бомбы!» Когда самолет заходит на третий круг, Лале готов присоединиться к протестующим. Некоторые узники бегут в сторону крематориев, указывая на них в отчаянной попытке донести сообщение. «Бросай бомбы! Бросай бомбы!»
Сделав третий круг над Биркенау, самолет набирает высоту и улетает. Узники продолжают кричать. Многие падают на колени в отчаянии оттого, что их призывы не были услышаны. Лале понемногу пятится к ближайшему строению. Как раз вовремя. С вышек на людей сыплется град пуль, десятками кося тех, кто не успел укрыться.
