Якуб берет розги, срывает со спины Лале рубашку и наносит ему пять ударов. Потом спускает ему штаны и хлещет по ягодицам еще пять раз. Вопли Лале не поддельные. Якуб запрокидывает голову Лале назад.
— Говори, кто воровал для тебя! — угрожающе произносит Якуб.
Стоя в небрежных позах, офицеры смотрят на него.
Хныча, Лале качает головой:
— Не знаю.
Якуб хлещет Лале еще десять раз. По его ногам струится кровь. Офицеры начинают проявлять больший интерес и подходят ближе. Якуб запрокидывает голову Лале назад и рычит на него:
— Говори! — А сам шепчет ему на ухо: — Скажи, что не знаешь, а потом вырубайся. — Затем, громче: — Имена!
— Я никогда не спрашиваю! Не знаю. Поверьте мне…
Якуб бьет Лале под ребра. Тот падает на колени, закатывает глаза и делает вид, что потерял сознание.
— Он слабак. — Якуб поворачивается к эсэсовцам. — Если бы знал имена, уже сказал бы.
Якуб пинает Лале по ногам.
Офицеры кивают и выходят из камеры.
Дверь закрывается. Якуб быстро освобождает Лале, потом осторожно кладет его на пол. Тряпкой, спрятанной под рубашкой, он вытирает кровь с тела Лале и натягивает на него штаны.
— Прости, Лале. — Он помогает Лале подняться на ноги, относит в его камеру и кладет на живот. — Ты хорошо справился. Тебе надо немного поспать. Позже вернусь с водой и чистой рубашкой. Немного отдохни.
* * *
Несколько дней Якуб заходит к Лале с едой и водой, а иногда с новой рубашкой. Он описывает Лале состояние его ран: они заживают. Лале понимает, что отметки останутся у него на всю жизнь. Наверное, татуировщик это заслужил.
— Сколько ударов ты мне нанес? — спрашивает Лале.
— Не знаю.
— Знаешь.
— Все кончено, Лале, и ты поправляешься. Забудь.
— Ты сломал мне нос? Мне трудно дышать через нос.
— Возможно, но не сильно. Отек прошел, и твой нос почти не деформирован. Ты по-прежнему красив. Девушки будут за тобой бегать.
— Не хочу, чтобы за мной бегали девушки.
— Почему не хочешь?
— Я уже нашел ту, что мне нужна.
На следующий день открывается дверь, и Лале поднимает глаза, чтобы поздороваться с Якубом, но видит двух офицеров. Они делают ему знак встать и идти с ними. Пытаясь успокоиться, Лале продолжает сидеть. Неужели это конец? Его поведут к Черной стене? Он молча прощается с родными и напоследок с Гитой. Эсэсовцы теряют терпение и заходят в комнату, направляя на него автоматы. На трясущихся ногах он следует за ними на улицу. Впервые за неделю или больше его лица касается солнечный свет. Пошатываясь, идет он между двумя офицерами. Поднимает глаза, готовясь встретить свою судьбу, и видит, как нескольких узников сажают в ближайший грузовик. Может быть, еще не конец. У него подгибаются колени, и эсэсовцы волокут его к машине. Закидывают в кузов, и он не оглядывается. Всю дорогу до Биркенау он прижимается к борту грузовика.
Глава 20
Лале вытаскивают из кузова и волокут в контору обершарфюрера Хустека. Два офицера поддерживают его под руки.
— Мы ничего от него не добились даже после подходов большого еврея, — говорит один.
Хустек поворачивается к Лале, и тот поднимает голову.
— Так ты действительно не знал их имен? И тебя не пристрелили?
— Нет, герр.
— Вернулся ко мне, а? Теперь ты снова моя проблема.
— Да, герр.
Хустек обращается к офицерам:
— Отведите его в блок тридцать один. — Потом поворачивается к Лале. — Ты у нас хорошенько повкалываешь, пока не сыграешь в ящик. Помяни мое слово.
Лале выволакивают из конторы. Он старается не отставать от эсэсовцев. Но на полдороге он падает, и его волокут по гравию. Офицеры открывают дверь блока 31 и швыряют его внутрь, после чего уходят. Лале лежит на полу, измученный телом и душой. К нему с опаской приближаются несколько заключенных. Двое пытаются помочь ему подняться, но он кричит от боли, и они отступают. Один мужчина задирает рубашку Лале, обнажая глубокие рубцы на его спине и ягодицах. На этот раз более осторожно они поднимают его и кладут на нары. Вскоре он засыпает.
* * *
— Я знаю, кто это, — говорит один из узников.
— Кто? — спрашивает другой.
— Это татуировщик. Не узнаешь? Возможно, он выбивал твой номер.
— Угу, ты прав. Интересно, кому он насолил?
— Когда я был в блоке шесть, то получал от него дополнительный паек. Он всегда раздавал еду.
— Об этом я не знаю. Я был только в этом блоке. В тот день, когда меня привезли, я кому-то не понравился.
Мужчины тихо посмеиваются.
— Он не сможет пойти на ужин. Принесу ему что-то из своего. Завтра еда ему понадобится.
Немного погодя Лале будят двое, каждый держит кусочек хлеба. Они предлагают ему поесть, и он с благодарностью берет хлеб.
— Мне надо отсюда выбраться.
Мужчины смеются:
— Конечно, друг мой. У тебя два варианта: один быстрый, другой может занять чуть больше времени.
— И каковы они?
— Ну, завтра утром ты можешь выйти на улицу и броситься на тележку с трупами, когда она будет ехать мимо. Или выйти с нами в поле и там работать, пока не свалишься от усталости или не начнешь умолять их пристрелить тебя.
— Мне не нравятся эти варианты. Я должен найти другой способ.
— Удачи, мой друг. Ты бы лучше отдохнул. Впереди у тебя долгий день, особенно в твоем состоянии.
* * *
В ту ночь Лале снятся его отъезды из дому.
Впервые он покинул дом многообещающим молодым человеком, идущим на поиски своего будущего. Он найдет любимую работу и достигнет в ней высот. Приобретет богатый опыт, посетит романтичные города Европы, о которых читал в книгах: Париж, Рим, Вену. Но больше всего он хотел найти ту единственную женщину, в которую влюбится, окружит своей любовью и осыплет знаками внимания — цветами и шоколадными конфетами.
Его второй отъезд, полный неопределенности и неизвестности, привел его в замешательство. Что ждет его впереди?
Он приехал в Прагу после долгого путешествия, наполненного переживаниями после расставания с родными. Как ему предписывалось, он явился в соответствующее правительственное учреждение, где ему велели найти жилье поблизости и еженедельно отчитываться, пока его участь не будет решена. 16 апреля, месяц спустя, пришло распоряжение явиться с вещами в местную школу. Здесь его поселили вместе с группой молодых евреев, собранных со всей Словакии.
Лале гордился своим внешним видом, и условия его прежней жизни позволяли ему выглядеть наилучшим образом. Поэтому он каждый день стирал и чистил свою одежду в школьном туалете. Он не знал, куда его отправляют, но хотел быть уверенным, что будет выглядеть хорошо.
