Гиту звали Гизела Фурманова (Фурман), она родилась 11 марта 1925 года во Вранов-над-Топлёу, Словакия. Ее отправили в Освенцим 13 апреля 1942 года, присвоив ей номер 34902. Когда ее в июле перевезли из Освенцима в Биркенау, Лале повторно выбил ей номер.
Родителей Лале, Йозефа и Серену Эйзенберг, отправили в Освенцим 26 марта 1942 года (пока Лале находился в Праге). Расследование показало, что их убили сразу по прибытии. Лале так и не узнал об этом. Это было установлено после его смерти.
Лале находился в штрафном изоляторе с 16 июня по 10 июля 1944 года, где его пытал Якуб. Из этого изолятора обычно никто не освобождался и не выходил живым.
Соседка Гиты, госпожа Гольдштейн, выжила и вернулась домой во Вранов-над-Топлёу.
Силка была осуждена как пособница нацистов и приговорена к пятнадцати годам каторжных работ в Сибири. Впоследствии она вернулась в Братиславу. Они с Гитой встретились лишь однажды, в середине семидесятых, когда Гита поехала навестить своих братьев.
В 1961 году Стефан Барецки был осужден во Франкфурте и приговорен к пожизненному заключению за военные преступления. 21 июня 1988 года он покончил с собой в госпитале благотворительного фонда Коницки в Бад-Наухайме, Германия.
Гита умерла 3 октября 2003 года.
Лале умер 31 октября 2006 года.
Послесловие
Когда меня попросили написать послесловие к этой книге, я был обескуражен. Голову переполняли всевозможные воспоминания, и я был не в силах начать.
Надо ли писать о еде, главной заботе моих родителей, но особенно мамы, которая очень гордилась холодильником, заполненным куриными шницелями, разными «нарезками», пирожными и фруктами? Помню ее горе, когда в одиннадцать лет я перешел на основной рацион. В пятницу вечером она подала мне, как обычно, три шницеля, и я никогда не забуду выражение ее лица, когда два из них я положил обратно на поднос.
— Что случилось? — спросила она. — Моя стряпня больше тебе не нравится?
Ей было очень трудно понять, что я больше не мог есть столько, сколько привык. Однако ее утешало то, что мой приятель, приходивший ко мне, поздоровавшись, сразу шел к холодильнику. Это очень ее радовало. Наш дом всегда был гостеприимным и радушным.
Как мама, так и папа очень поддерживали меня во всех моих увлечениях и занятиях, к которым меня тянуло, и с энтузиазмом поощряли все мои увлечения: лыжи, путешествия, верховую езду, парасейлинг и другие. Они чувствовали, что были лишены этого в юности, и не хотели, чтобы я упустил что-нибудь интересное.
Я рос в семье, пропитанной атмосферой любви. Преданность моих родителей друг другу была полной и бескомпромиссной. Когда многие из их круга знакомых начали разводиться, я подошел к маме и спросил, как ей и моему отцу удалось столько лет оставаться вместе.
— Нет идеальных людей, — ответила она. — Твой отец всегда заботился обо мне, с первого дня, как мы встретились в Биркенау. Я знаю, что он не идеален, но для него я всегда буду на первом месте.
Наш дом был всегда полон любви и обожания, особенно ко мне. Видеть, как после пятидесяти лет брака они обнимаются, держат друг друга за руки и целуются, — полагаю, это помогло мне стать любящим и заботливым мужем и отцом.
Мои родители хотели, чтобы я знал, через что они прошли. Когда по телевидению начали показывать сериал «Мир в войне», мне было тринадцать, и они заставили меня смотреть его в одиночестве каждую неделю. Для них было бы невыносимым смотреть его вместе со мной. Помню, когда показывали документальные кадры из концлагерей, я пытался высмотреть там родителей. Эти кадры застряли в моей памяти навсегда.
Мой отец свободно рассказывал о своих приключениях в лагере, но только во время еврейских праздников, когда он и другие мужчины сидели за столом, вспоминая пережитое. Это были захватывающие истории. Мама, однако, не вдавалась в подробности, за исключением одного случая, когда она в лагере сильно заболела и к ней во сне явилась ее мать и сказала ей: «Ты поправишься. Поезжай в далекую страну и роди сына».
Попытаюсь дать вам некоторое представление о том, как эти годы повлияли на них обоих. Когда мне было шестнадцать, отцу пришлось закрыть бизнес. Я пришел домой из школы как раз в тот момент, когда эвакуировали нашу машину и у дома ставили знак продажи с молотка. В доме мама паковала все наше имущество. Она пела. «Вот это да! — подумал я про себя. — Они только что потеряли все, а мама поет?» Она усадила меня, чтобы рассказать о том, что происходит, и я спросил ее:
— Как ты можешь паковать вещи и при этом петь?
Широко улыбнувшись, она сказала, что, когда проводишь годы, не зная, умрешь ли через пять минут, не остается ситуаций, с которыми не можешь совладать.
— Пока мы живы и здоровы, все наладится, — сказала она.
Они навсегда сохранили приверженность к некоторым вещам. Мы, бывало, гуляем по улице, а мама наклоняется, чтобы сорвать четырех- или пятилистный клевер. В лагере, найдя такой клевер и отдав его немецким солдатам, считавшим, что он приносит удачу, можно было получить добавку супа или хлеба. Что касается папы, то у него сохранился сильный инстинкт выживания, но почти исчезли эмоции. Когда умерла его сестра, он не проронил ни слезинки. Когда я спросил его об этом, он сказал, что, несколько лет наблюдая смерть в таких огромных масштабах, потеряв родителей и брата, он утратил способность плакать. Так было до кончины мамы. Тогда я впервые увидел его плачущим.
Превыше всего я помню тепло нашего дома, всегда заполненного любовью, улыбками, привязанностью, и едой, и резким суховатым остроумием отца. Я рос в удивительной атмосфере и всегда буду благодарен родителям за то, что научили меня так жить.
Благодарности
На протяжении двенадцати лет история Лале существовала как киносценарий. Мое видение этой истории всегда предполагало экран — большой или маленький, это не имело значения. Теперь появился роман, и я хочу поблагодарить всех, кто отправился в это путешествие вместе со мной и выдержал до конца.
Гари Соколов — вы заслужили мою благодарность и любовь за то, что впустили меня в жизнь своего отца и поддерживали на все сто процентов в изложении невероятной истории ваших родителей. Вы никогда не утрачивали уверенности в том, что я дойду до конца.
Гленда Боден — моя начальница двадцати одного года, закрывавшая глаза на хитрости, на которые я пускалась, чтобы встретиться с Лале и другими людьми, помогавшими мне с рукописью. И мои коллеги, бывшие и нынешние, из департамента социальной работы медицинского центра Монаша.
Дэвид Редман, Шана Ливайн, Дин Мерфи, Ральф Мозер из «Instinct Entertainment», которые помогали мне в моем исследовании. Спасибо вам за вашу увлеченность и приверженность этому проекту в течение многих лет.
Благодарю Лайзу Сэвидж и Фабиана Деллюсу за их блестящие исследовательские навыки при анализе «фактов», позволяющие проверить достоверность воспоминаний.
