Тогда, в дни Осады, он не искал гибели. Тогда он твёрдо знал, что должен выжить и спасти Торию, спасти сына… а с ними и город. Тогда всё было по-другому… Был смысл… Цель…
Сова! От этой мысли он заметался, как ошпаренный; походя отшвырнул в сторону чей-то занесённый клинок, завертелся, высматривая среди сражающихся тайного или явного предводителя. Бой растянулся вдоль берега, теперь каждый бился за себя, но Эгерт видел, как попытавшегося ускакать разбойника настигают двое с короткими мечами… И сразу возвращаются, оставив на произвол судьбы волочащееся за разбойничьей лошадью тело…
Он мрачно усмехнулся. Здорово он подготовил своих людей… Здорово разозлил. Впрочем, и Сова их разозлил тоже. Никто не уйдёт…
Царство смерти. Чтобы остановить смерть, надо убивать во множестве, и лучше сейчас, иначе случится площадь с шеренгой виселиц…
Он скрежетнул зубами. Светлое небо… Он один знает, как тошнотворно пахнет эта ярость, эта жажда разворотить от плеча и до седла. Это хуже, чем запах крови. Что за отвратительное месиво чувств владеет сейчас сцепившимися людьми…
Он закричал; крик помог ему овладеть собой. Он воин; если время от времени ему открываются чужие боль и ярость — тем хуже…
Снова кинувшись в схватку, он давился боевыми кличами и искал Сову; чья-то рука перерубила верёвку, соединяющую берега, паром медленно, но неуклонно сносился течением — но никто не уйдёт… Ряды разбойников поредели, песок покрылся тёмными пятнами, а у самой воды уныло стоял конь под опустевшим седлом, переступал копытами и смотрел на реку…
Эгерт увернулся от удара — и даже не оглянулся на нападавшего. Конь под пустым седлом… Больше десятка их носится по берегу, испуганных, с боками, испачканными чужой кровью… Холёный, породистый, замечательный конь…
Вновь вырвавшись из схватки, Солль сощурился, как близорукий, шаря глазами по водной глади. Нет? Померещилось, нет?
У противоположного берега покачивалась под ветром плотная стена камыша; паром сносило всё дальше и дальше, а берегом уже спешила погоня… Но померещилось или нет?!
И он дождался. Доля секунды — чёрная голова, показавшаяся из-под воды и скрывшаяся снова. И конь под пустым седлом…
Эгерт знает. Вся его хвалёная интуиция вопит и велит действовать. И каждая секунда промедления…
Он сразу вспомнил, как плавают. В штанах и рубашке было неудобно — но куртку и сапоги он догадался оставить на берегу. Вместе с мечом — лишняя тяжесть…
Противоположный берег не желал приближаться. Раз или два ему показалось, что он видит над водой голову плывущего впереди человека; потом он захлебнулся, закашлялся и едва смог справиться с дыханием. Течение сносило его вслед за паромом.
Ансин, думал Солль, рывками проталкивая своё тело сквозь желтоватую, как мёд, речную воду. Судья Ансин… Я выполню. Выполни и ты… Я привезу в цепях… Но ты — ты отдай мне сына… Что за вздорные обвинения, ты сам увидишь… А я — я исполню…
Стена камыша была совсем рядом, когда твёрдые от мышц, мокрые, цепкие руки явились из толщи вод и вцепились Соллю в глотку.
Перед глазами его поплыли цветные пятна; светящиеся искорки засновали вверх-вниз, поверхность воды отдалилась и сделалась похожа на мутную плёнку рыбьего пузыря. Могучие руки на его шее сжимались всё сильнее, Эгерт почувствовал, что теряет сознание, из последних сил изогнулся рывком и впервые так близко увидел Сову — чёрные волосы и борода шевелились, как водоросли, злорадно горели прищуренные глаза, а из широких ноздрей один за другим вырывались пузырьки.
Слабеющая Соллева рука нащупала у пояса кинжал.
Злорадное лицо перекосилось яростью и болью; вода замутилась, и хватка на Соллевой шее ослабла. Сквозь темноту в глазах он сумел-таки прорваться к солнцу; он дышал и дышал, со всхлипом, со свистом, хватая воздух носом и ртом, порами кожи и опустевшими лёгкими.
В следующую секунду рука его перехватила руку Совы с зажатым в ней лезвием; Солль не мог разглядеть оружия, видел только блики солнца на металле, белые блики среди жёлтой воды. Над поверхностью Сова не казался таким зловещим, волосы липли ему на лицо и мешали смотреть…
Некоторое время они молча боролись, то уходя в глубину, то снова поднимаясь на поверхность. Сова был силён, ухожен и сыт; противником Совы был человек, всадивший клещи в грудь Фагирры, дорогого «господина». Атаман узнал Солля сразу. Ничтожная рана, нанесённая Эгертовым кинжалом, злила — но не более того. Вот только вода всё время мутится…
Но и Эгерт тоже был силён; смятение от первых минут схватки сменилось свирепой радостью действия — наконец-то. Столько долгих пустых дней, столько бесплодной борьбы с самим собой — и вот перед ним настоящий враг, явный и мощный, и не надо больше копаться в собственной душе, следует лишь слушать приказы тела… А тело его — воин, вышколенный с детства, наделённый и силой и нюхом, следует лишь дать ему волю…
Эгерт с трудом оторвал от своего горла цепкую волосатую руку. Весь смысл борьбы заключался теперь в одном простом действии — схватить воздух самому и не дать вздохнуть противнику, удушить, притопить, дождаться, пока объятия врага ослабеют; при этом ярость или страх уменьшают шансы на победу, ибо хладнокровный, уверенный в себе человек способен дольше сдерживать дыхание. Тут у Солля было преимущество, ибо Сова не был хладнокровен. Сова ненавидел, он был горяч и азартен и потому скорее начинал задыхаться — но в последний момент всегда вырывался наверх, и Солль никак не мог подмять под себя эту мощную жизнелюбивую тушу.
И Эгертов кинжал, и мясницкий нож Совы давно почивали на дне; вцепившихся друг в друга противников вынесло на мелководье, и борьба продолжалась в чёрной илистой мути. Сова ухитрился встать на ноги, захватить мёртвой хваткой Эгертовы плечи и всем весом навалиться сверху, но Солль поднырнул под противника и сбил его с ног, лишив преимущества, снова окунув в непроглядную муть…
Камыш стоял совсем рядом — в рост высокого человека. В какое-то мгновение Эгерт потерял противника, заметался в панике — и тут же снова обнаружил его, уже выбирающегося на берег; Эгерт решил было, что враг бежит — однако Сова просто видел то, чего не заметил полковник Солль. В камышах застряла лодочка — наследство от сбежавшего в панике рыбака; проваливаясь по колено в илистую кашу, Сова добрался до лодки и схватил лежащее на корме весло — широкое, как лопата, с тяжёлой толстой ручкой.
Силы тут же сделались не равны; Сова наступал на Эгерта, и огромный рот его тянулся от уха до уха. С чёрной бороды ручьями лилась вода, глаза горели злобно и победоносно — Сова не только защищал свою жизнь и свободу, он мстил за давно погибшего «господина».
Ноги обоих увязали в иле; то тут, то там плюхались в воду потревоженные лягушки, над тёплой тиной вилась мошкара. Эгерт чувствовал, как сквозь босые пальцы ног продавливается нежная грязь, — давно забытое ощущение, что-то из детства, как странно и некстати…
Сова усмехнулся и ткнул веслом — умело ткнул, без размаха, коротко и сильно; Эгерт Солль, прославленный фехтовальщик, увернулся. В следующую секунду Сова ударил понизу — Эгерт не мог подпрыгнуть, ноги его увязали в иле. Угадав движение противника, он всеми силами попытался уклониться — но Сова всё равно попал.
