– Это самое бесчеловечное зрелище, какое можно себе представить. Так называемый Добрый Пастырь проделал это с шестью людьми. Он не просто убил их. Он превратил их в месиво, жалкое и жуткое. – Гурни замолчал, вглядываясь в темноту. И лишь потом продолжил: – Эти люди заслуживают лучшего отношения. Они заслуживают более серьезного расследования. С вопросами.
– Так какой у тебя план? Собрать все нестыковки и показать, как дело трещит по швам?
– Если сумею.
– Ты же как раз в этом силен?
– Когда-то был. Поживем – увидим.
– Все получится. У тебя же никогда не было провалов.
– Разумеется, были.
Они вновь замолчали. Потом Кайл спросил:
– А какого рода это вопросы?
– М-м?.. – отозвался Гурни, погруженный в раздумья о своих неудачах.
– Я хотел уточнить: какого рода вопросы ты имеешь в виду?
– А, да не знаю. Несколько общих и расплывчатых вопросов: что за личность выдают нам язык манифеста, подготовка нападений, выбор оружия. И множество мелких вопросов – например, почему он выбирал только черные “мерседесы”…
– И почему все выпущены в Зиндельфингене?
– Выпущены… где?
– Все шесть машин были выпущены на заводе “Мерседес” в Зиндельфингене, под Штутгартом. Возможно, это ничего и не значит. Просто маленькая деталь.
– Откуда, скажи на милость, ты это знаешь?
– Я же говорил, я этим интересовался.
– Про Зиндельфинген было в новостях?
– Нет. В новостях были модели и годы выпуска. А я… понимаешь… пытался разобраться. Я задумался, что еще общего у этих машин, кроме марки и цвета. У “Мерседеса” много заводов по всему миру. Но все эти машины были выпущены в Зиндельфингене. Совпадение, да?
Лица Гурни в темноте не было видно. Но он повернулся к Кайлу:
– Я все же не понимаю, почему…
– Почему я так заморачивался? Сам не знаю. Я думаю… я… я хочу сказать, я разузнавал про такие вещи… преступления там… убийства…
Гурни был ошеломлен. Десять лет назад его сын играл в сыщика. И кто знает, когда это началось? После каких событий? И почему, черт возьми, он ничего об этом не знал? Как мог не заметить?
Господи, черт меня дери, неужели я был таким неприступным? Настолько в работе, в своих мыслях, в своих делах?
Гурни почувствовал, как к горлу подступают слезы, и не знал, что делать.
Он откашлялся.
– А что они выпускают в Зиндельфингене?
– Флагманские модели. Этим, наверное, и можно объяснить совпадение. То есть поскольку Пастырь выбирал только самые дорогие “мерседесы”, то они все как раз с этого завода.
– И все равно интересно. И ты потрудился это выяснить.
– Так ты не хочешь пойти в дом? – спросил Кайл, помолчав. – Похоже, собирается дождь.
– Я скоро приду. Иди вперед.
– Оставить тебе фонарик? – Кайл включил его и направил на склон холма, высветив грядку спаржи.
– Незачем. Я тут каждую кочку и каждую ямку знаю.
– Ладно, – Кайл медленно встал, пробуя ногой землю перед скамейкой. От пруда донесся тихий всплеск. – Черт, что это?
– Лягушка.
– Ты уверен? Здесь есть змеи?
– Почти нет. Да и те маленькие и безобидные.
Кайл, казалось, обдумывал эту информацию.
– Ладно, – сказал он. – Увидимся дома.
Гурни посмотрел ему вслед – точнее сказать, вслед его фонарику, свет которого заскользил вверх по тропе. Потом откинулся на спинку скамейки, закрыл глаза и вдохнул сырой воздух. Он чувствовал себя опустошенным.
Внезапно он открыл глаза: где-то за амбаром, в лесу, хрустнула ветка. Секунд через десять снова. Гурни встал со скамейки и прислушался, напряженно вглядываясь в бездонные темные пятна и тени вокруг.
Он подождал пару минут: все было тихо – и, осторожно ступая, направился к амбару, стоявшему ярдах в ста от скамейки. Затем медленно обошел это массивное деревянное сооружение, двигаясь по поросшей травой кромке вокруг, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Останавливаясь, он всякий раз раздумывал, не пора ли достать “беретту”. Но всякий же раз решал, что погорячился.
Повисла мертвая тишина. Ночная роса просочилась сквозь ботинки и намочила Гурни ноги. Он недоумевал, что, собственно, думает обнаружить и зачем обходит кругом этот амбар. Потом посмотрел на дом, стоявший выше по склону. Окна уютно светились янтарным светом.
Он решил срезать путь и пошел через поле, но споткнулся о сурковую норку и упал. На несколько секунд предплечье пронзила жгучая боль. Войдя в дом, он по лицу Мадлен понял, что вид у него замызганный.
– Я споткнулся, – объяснил он, вытирая рубашку. – Где все?
Мадлен явно удивилась:
– А ты разве не видел Ким?
– Ким? Где?
– Она вышла из дома пару минут назад. Я подумала, она хочет поговорить с тобой наедине.
– Она там одна, в темноте?
– В доме ее нет.
– А где Кайл?
– Пошел наверх. Какие-то дела.
Ее тон показался Гурни странным.
– Наверх?
– Да.
– Он останется ночевать?
– Конечно. Я предложила ему желтую спальню.
– А Ким другую?
Глупый вопрос. Разумеется, другую. Но не успела Мадлен ответить, как раздался скрип боковой двери, затем тихое шуршание куртки. В кухню вошла Ким.
– Ты не заблудилась? – спросил Гурни.
– Нет. Я просто решила выйти посмотреть по сторонам.
– В темноте?
– Посмотреть на звезды, если получится. Подышать деревенским воздухом, – голос ее звучал натянуто.
– Для звезд не лучшее время.
– Не лучшее. Честно говоря, мне стало немножко страшно. – Она замялась. – Послушайте… я хочу извиниться за то, как я с вами разговаривала.
– Не стоит. Это я должен извиниться, что расстроил тебя. Я понимаю, как тебе важен этот проект.
– Все равно я не должна была говорить таких слов. – Она смущенно помотала головой. – Вечно выбираю не то время.
Гурни не понял, при чем здесь время, но спрашивать не стал, опасаясь потока новых неловких извинений.
– Я хочу кофе. Составишь мне компанию?
– Конечно, – ей явно полегчало. – С удовольствием.
– Садитесь-ка лучше за стол, – твердо сказала Мадлен. – Я накрою на всех.
Они сели за стол. Мадлен включила в розетку кофеварку. Через две секунды свет погас.
