– Избегающий риска? – проскрежетал Хардвик, казалось, настроенный еще более скептично, чем всегда. – Колесить ночью по темным дорогам и стрелять в людей – это называется “избегающий риска”?
– А как же то обстоятельство, что он всегда выбирал для выстрела такой поворот, где минимальный шанс столкнуться, что он настигал каждую жертву примерно на середине поворота, что он, по-видимому, выбрасывал оружие после каждого использования, что он ни разу не был замечен ни камерой, ни каким-либо свидетелем? Чтобы такое провернуть, нужны план, время и деньги. Боже, Джек, выбрасывать дорогущий “дезерт-игл” после одного выстрела – уже одно это, по-моему, значит, что он пытался уменьшить риски.
– То есть ты говоришь, – ворчливо уточнил Хардвик, – что, с одной стороны, перед нами псих, возомнивший себя библейским пророком и воспылавший ненавистью к гребаным богачам…
– А с другой стороны, – подхватил Гурни, – человек с железным самообладанием, при этом, похоже, довольно богатый: разбрасывается пистолетами по пятнадцать тысяч долларов.
Повисло молчание. Очевидно, Хардвик обдумывал услышанное.
– Значит, тебе нужны данные вскрытия… А что ты хочешь доказать?
– Доказать я ничего не хочу. Хочу понять, на верном ли я пути, когда обращаю внимание на противоречия в этом деле.
– И все? По-моему, гений, ты недоговариваешь.
Гурни не мог сдержать улыбки, столкнувшись с такой проницательностью. Хардвик мог быть – и нередко бывал – нахальным, грубым, невыносимым говнюком. Но он был далеко не дурак.
– Да, недоговариваю. Я тут малость подкапываюсь под официальную версию следствия по этому делу. И собираюсь продолжать в том же духе. И на случай, если на меня налетят шершни из ФБР, я желал бы припасти побольше данных.
Хардвик тут же проявил живой интерес. У него была аллергия на начальство, на бюрократию и бесконечные процедуры, на людей в костюмах и галстуках – словом, на организации вроде ФБР. Желание подкопаться под такую контору он всегда приветствовал:
– Ты там маленько поцапался с нашими федеральными братьями? – спросил он почти с надеждой.
– Пока что нет, – сказал Гурни. – Но, возможно, к тому идет.
– Ну, посмотрю, что можно сделать. – И Хардвик бросил трубку, не попрощавшись. Он часто так делал.
Глава 25
Любовь и ненависть
Гурни как раз убирал телефон обратно в карман, когда в открытую дверь кабинета за его спиной тихонько постучали. Он обернулся: на пороге стояла Ким.
– Можно на минутку вас отвлечь?
– Входи. Ты меня ни от чего не отвлекаешь.
– Я хотела извиниться.
– За что?
– За то, что я каталась с Кайлом на мотоцикле.
– А почему извиниться?
– Не надо было этого делать. Я хочу сказать, я ужасно выбрала время: поехала, как идиотка, на мотоцикле, когда у вас серьезные неприятности. Вы наверняка думаете, что я эгоистичная дуреха.
– Когда происходят неприятности, сделать небольшую передышку кажется мне вполне разумным.
Она покачала головой:
– Я не должна была вести себя так, будто ничего не произошло. Тем более, если есть вероятность, что ваш амбар подожгли из-за меня.
– Как ты думаешь, Робби Миз на такое способен?
– Когда-то я бы ответила: “Тысячу раз нет”. А теперь я не знаю. – Она казалась смущенной и беспомощной. – Вы думаете, это он?
За спиной у Ким возник Кайл и стал слушать их разговор.
– И да и нет, – сказал Гурни.
Ким кивнула, словно этот ответ значил что-то определенное:
– И еще одну вещь я хочу сказать. Я надеюсь, вы понимаете, что неделю назад я не представляла, во что вас втягиваю. Поэтому я, конечно же, пойму и соглашусь, если вы решите не участвовать в проекте.
– Из-за пожара?
– Из-за пожара и из-за ступеньки в подвале.
Гурни улыбнулся.
Она нахмурилась:
– Что тут смешного?
– Именно по этим причинам я и хочу в нем участвовать.
– Не понимаю.
Тут подал голос Кайл:
– Чем труднее, тем он упорнее.
Ким удивленно повернулась к нему.
Он продолжал:
– Для папы трудности – как магнит. Он не может устоять перед тем, что невозможно.
Ким перевела взгляд с Кайла обратно на Гурни:
– Это значит, что вы хотите остаться в моем проекте?
– По крайней мере, пока мы не разберемся, что к чему. Что у тебя дальше по плану?
– Новые встречи. С сыном Шэрон Стоун, Эриком. И с сыном Бруно Меллани, Полом.
– Когда?
– В субботу.
– Завтра?
– Нет, в суббо… Господи, завтра же суббота. Я потеряла счет времени. Как только доберусь до дома, уточню, состоятся ли встречи, позвоню вам и дам адреса. Завтра встречаемся там, где будет первое интервью. Вас так устроит?
– Ты собираешься ехать домой в Сиракьюс?
– Мне нужно забрать одежду, другие вещи. – Она явно была встревожена. – Вероятно, я не буду там ночевать.
– А как ты туда доберешься?
Она взглянула на Кайла.
– Ты им не сказал?
– Кажется, забыл. – Он усмехнулся и покраснел. – Я отвезу Ким домой.
– На мотоцикле?
– Погода проясняется. Будет хорошо.
Гурни поглядел в окно. Деревья на краю поля отбрасывали бледные тени на прошлогоднюю траву.
– Мадлен одолжит ей куртку и перчатки, – добавил Кайл.
– А шлем?
– Мы можем купить в ближайшей деревне в магазине “Харли-Дэвидсон”. Например, большой и черный, как у Дарта Вейдера, с черепом и костями.
– Вот уж спасибо, – съязвила Ким и ткнула его пальцем в руку.
Гурни многое хотел сказать, но, подумав, почел за лучшее промолчать.
– Пойдем, – сказал Кайл.
Ким нервно улыбнулась Гурни:
– Я позвоню вам, чтобы согласовать время интервью.
Когда они уехали, Гурни откинулся на спинку стула и стал смотреть на склон холма, безветренный и желтоватый, точно старинная фотография. Зазвонил домашний телефон на дальнем краю стола – он не ответил. Телефон зазвонил второй раз. Потом в третий. На четвертый раз звонок оборвался – очевидно, Мадлен на кухне сняла трубку. Гурни услышал, как она что-то говорит, но слов было не разобрать.
Через несколько минут она вошла в комнату.
– Человек по фамилии Траур, – шепнула она, протягивая трубку мужу. – То есть Траут.
