Обхватив кружку ладонями, Мадлен поднесла ее к губам, отхлебнула, аккуратно поставила на стол.
– Ты… ты не хочешь рассказать поподробнее, что у вас там происходит?
Почему-то этот вопрос его удивил:
– Ты правда хочешь знать?
– Конечно.
– Там много всего.
– Я слушаю.
– Хорошо. Но помни, ты сама попросила. Он откинулся на стуле и следующие двадцать пять минут проговорил почти без перерыва. Он рассказал обо всем подряд – от показательной стрельбы Роберты Роткер до скелета на воротах у Макса Клинтера, – не пытаясь расположить факты в какой-либо последовательности, отделить важное от неважного и отредактировать свой рассказ. Он говорил и сам дивился, с каким количеством необычных характеров, странных совпадений, зловещих загадок столкнулся за эти дни.
– Ну и наконец, – заключил он, – не будем забывать про амбар.
– Да, про амбар. – Интонации Мадлен стали жестче. – Ты думаешь, этот поджог связан со всем остальным?
– Думаю, да.
– И какой у тебя план?
Неприятный вопрос: он заставлял Гурни признать, что ничего, даже отдаленно похожего на план, у него не было.
– Пошуровать в потемках палкой, может, кто подаст голос, – сказал он. – Ну и может поджечь священную корову.
– А можно объяснить по-человечески?
– Я хочу выяснить, есть ли у кого-нибудь в силовых структурах серьезные факты или священная версия дела Доброго Пастыря и впрямь так хрупка, как кажется.
– И поэтому ты завтра встречаешься с Трауром?
– Да. С агентом Траутом. В его избушке в Адирондакских горах. На озере Сорроу.
Тут в дом через боковую дверь вошли Кайл и Ким. За ними хлынул поток холодного воздуха.
Глава 28
Темнее, глубже, холоднее
Следующим утром на рассвете Гурни сидел за столом и пил свой первый кофе. Он глядел через стекло французской двери: по краю каменной террасы полз паук-сенокосец и тащил уховертку. Уховертка пыталась сопротивляться.
Гурни хотел было вмешаться, но понял, что движет им вовсе не доброта и не сострадание. Ему просто хотелось не видеть этой борьбы.
– Что такое? – услышал он голос Мадлен.
Он вздрогнул и обернулся: она стояла рядом с ним, в розовой футболке и зеленых полосатых шортах, только из душа.
– Созерцаю ужасы природы, – сказал Гурни.
Мадлен поглядела в окно на небо на востоке.
– Будет хороший день.
Гурни кивнул, хотя на самом деле ее не слышал. Его занимала другая мысль:
– Вчера вечером Кайл вроде сказал, что собирается утром обратно на Манхэттен. Ты не помнишь, он не говорил, во сколько уезжает?
– Они уехали час назад.
– Что?
– Они уехали час назад. Ты крепко спал. Они не захотели тебя будить.
– Они?
Мадлен поглядела на него: она явно была удивлена его удивлением.
– Ким сегодня днем надо быть в городе, чтобы снять интервью для “Осиротевших”. Кайл уговорил ее поехать с ним утром, чтобы вместе провести день. Похоже, особо уговаривать и не пришлось. Думаю, она планирует остаться у него на ночь. Не могу поверить, что ты не видел, к чему идет.
– Может, и видел. Но не так быстро.
Мадлен встала и налила себе кофе из кофеварки.
– Тебя это тревожит?
– Меня тревожит неизвестность. Тревожат сюрпризы.
Мадлен отхлебнула кофе и вернулась к столу:
– К сожалению, жизнь полна сюрпризов.
– Я уже понял.
Мадлен стояла около стола и смотрела сквозь дальнее окно на все расширяющуюся полосу света над горами.
– Тебя тревожит Ким?
– Отчасти. Мне непонятна эта история с Робби Мизом. Этот малый явно неадекватен, а она стала с ним жить. Что-то тут не так.
– Я согласна, но, возможно, причина не та, о которой ты думаешь. Многих людей, особенно женщин, притягивают нездоровые личности. Чем менее здоровые, тем сильнее притягивают. Они связываются с преступниками, с наркоманами. Им нужно кому-то помогать. Для отношений это фундамент хуже некуда, но так часто бывает. Я каждый день вижу это в клинике. Возможно, именно так было и у Ким с Робби Мизом, пока она не нашла в себе сил и душевного здоровья и не порвала с ним.
Захватив листок с подробным описанием дороги, Гурни вскоре после рассвета отправился на озеро Сорроу. Путь по предгорью Катскилла, по холмистым фермерским полям округа Скохэри, вверх в Адирондакские горы пробудил неприятные воспоминания. Лет в двенадцать он отдыхал с мамой на озере Брант. Мама тогда переживала острое отчуждение в отношениях с отцом и из-за этого была жалкой, тревожной, прилипчивой. Даже теперь, почти сорок лет спустя, Гурни с содроганием вспоминал об этих каникулах.
Чем дальше Гурни ехал, тем круче становились склоны, долины – у́же, тени – гуще. Если верить инструкциям, которые дал ему ассистент Траута, последней дорогой с названием должен был быть отрог Шаттер. После этого в лабиринте лесовозных дорог и поворотов он мог полагаться только на точность одометра. Лес входил в состав огромных частных владений, в нем стояло лишь несколько летних домов – ни магазинов, ни заправок, ни людей и очень плохая мобильная связь.
Система полного привода “аутбэка” едва справлялась со здешней местностью. После пятого поворота, который, согласно указаниям, должен был привести прямо к дому Траута, Гурни оказался на небольшой поляне.
Он вышел из машины и обошел поляну по периметру. Дальше в лес вели четыре ухабистые тропы, но было совершенно непонятно, какую выбрать. На часах было 8:58 – всего две минуты до назначенного времени встречи.
Гурни был уверен, что в точности следовал всем инструкциям, и почти уверен, что человек, показавшийся по телефону таким скрупулезным, вряд ли ошибся. Здесь могло быть несколько объяснений, но вероятным казалось только одно.
Гурни вернулся в машину, приоткрыл боковое окно, чтобы впустить свежий воздух, откинул спинку сиденья, насколько было возможно, лег и закрыл глаза. То и дело он смотрел на часы. В 9:15 послышался шум мотора. Кто-то остановился неподалеку.
Как и ожидал Гурни, в окно постучали, тогда он открыл глаза, зевнул, поднял сиденье и еще больше открыл окно. Рядом с машиной стоял подтянутый, строгого вида человек с жестким взглядом карих глаз и коротко стриженными черными волосами.
– Вы Дэвид Гурни?
– А вы ждете кого-то еще?
– Придется оставить машину здесь, мы поедем на мотовездеходе. – Он указал рукой на “кавасаки-MULE” в камуфляжной раскраске.
– Вы не предупредили об этом по телефону.
