Брюстер умолк и уставился на Ким. На лице его был написан восторг.
– Ага! – вскричал он. – Я вижу по глазам!
– Что видите?
– Большой вопрос.
– Какой вопрос?
– Им все задаются: а вдруг Джими Брюстер и есть Добрый Пастырь?
– Как я уже сказала, мне такое никогда не приходило в голову.
– А теперь пришло. Не врите. Вы думаете, откуда такая ненависть. Может, с такой ненавистью он и прикончил шестерых говнюков?
– Вы сказали, что у вас есть алиби. Раз у вас алиби…
Он перебил ее.
– Вы верите, что некоторые люди физически могут быть в одном месте, а духом – в другом?
– Я… я вас не совсем понимаю.
– Говорят, индийских йогов видели в двух местах одновременно. Возможно, время и пространство устроены не так, как мы думаем. Я словно бы здесь, а одновременно – где-то еще.
– Простите, Джими, я не…
– Каждую ночь в своем воображении я езжу по темным дорогам, высматривая гениальных врачей – любителей лекарств, бездушных говнюков – нахожу блестящую тачку и целюсь им между виском и ухом. Потом спускаю курок. Вспышка света с небес – белого света истины и смерти – и полбашки снесено на хер.
Теперь он барабанил по столу оживленнее и громче.
Камера взяла его лицо крупным планом. Он безумным взглядом смотрел на Ким, закусив губу, словно бы ожидая ее реакции. Камера опять показала их обоих.
Вместо ответа Ким сделала глубокий вдох и сменила тему.
– Вы учились в колледже?
Он разочарованно отпрянул:
– Да.
– Где?
– В Дартмуте.
– Какая у вас была специализация?
То ли рот его дернулся, то ли он улыбнулся:
– Основы медицины.
– Как странно.
– Почему?
– После всего, что вы сказали про своего отца, я не ожидала, что вы последуете по его стопам.
– Я и не последовал. – На этот раз рот дернулся в улыбке, хоть и недружелюбной. – Я бросил колледж за месяц до выпуска.
Ким нахмурилась.
– Просто чтобы его расстроить?
– Чтобы проверить, знает ли он о моем существовании.
– Он знал?
– Не особо. Сказал, что глупо было бросать. Как сказал бы, что глупо не закрывать окно машины в дождь. Даже не рассердился. Ему не было до меня дела, зачем сердиться. Он всегда был чертовски спокоен. Видели бы вы, как чертовски спокоен он был на маминых похоронах.
– Вы так и не окончили колледж, потратив на обучение много его денег. Это его тоже не заботило?
– Он по пять дней в неделю проводил в операционной, по восемь часов в день. Этот сукин сын мог за две недели заработать мне на четыре года в Дартмуте. Моя комната, питание и обучение были для него гребаной пылинкой. Как и моя мама. Как и я сам. Тачки заботили его больше, чем мы.
Ким молчала. Она скрестила пальцы в замок и поднесла их к губам, словно борясь с каким-то сильным чувством. Молчание затягивалось. Наконец она откашлялась.
– Как вы живете?
Он издал резкий смешок:
– А как все живут?
– Я имела в виду, чем вы зарабатываете на жизнь?
– Вы сейчас иронизируете?
– Я вас не понимаю.
– Вы думаете, я живу на деньги, которые он мне оставил. Вы думаете, что те деньги, которые я якобы ненавижу, меня кормят. Вы думаете: “Какой мерзкий лицемер!” Вы думаете, я такой же, как он, и на самом деле мне нужно только бабло.
– Я ничего такого не думаю. Я просто спросила.
Он издал еще один резкий смешок.
– Репортер – и просто спросила? Это как черт с добрым сердцем. Или как хирург с душой. Да. Конечно. Просто спросила.
– Думайте, что хотите, Джими. Вы можете мне ответить?
– Ага. Теперь я вижу, что вам надо. Вам надо знать, как мы все устроились. В плане наследства. Сколько мы получили? Вам ведь этого надо?
– Мне нужно все, что вы захотите мне сказать.
– То есть что я захочу сказать вам про деньги. Ведь именно это интересует ваших гребаных телезрителей. Финансовая порнография. Хорошо. Отлично. Поговорим о бабках. Жестче всех попал бухгалтер: все досталось его сестрице, у нее ж детки ненормальные. Еще был горе-пекарь – этот унаследовал мамочкины долги. Няшка жена юриста неплохо устроилась: ей досталась пара-тройка миллионов, так как у мужа было до хренищи разных страховок. Таким вот дерьмом они и делились на своей группе поддержки. Вам это дерьмо и нужно?
– Мне нужно все, что вы захотите мне сказать.
– Ах, ну да. Отлично. Ларри Стерну досталась от папаши-дантиста фабрика красоты, которая, я уверен, приносит миллионы. Роберта, жуткая тетка с жуткими псами, получила многомиллионный сортирный бизнес папаши-потаскуна. Ну и я, конечно. Когда мой загребущий папаша схлопотал пулю, у него был брокерский счет в “Фиделити-инвестментс” на двенадцать лямов с хвостиком. И если вашим телезрителям-правдолюбам нужны последние новости, теперь этот счет оформлен на меня и на нем около семнадцати миллионов. Что, конечно же, порождает вопросы. “Если у сынка Брюстера такая адова туча денег, почему он живет в этой вонючей дыре?” Ответ прост. Догадаетесь сами?
– Нет, Джими, не догадаюсь.
– Догадались бы, если б подумали, но так и быть, скажу. Я сберегаю все до цента, чтобы отдать Доброму Пастырю, если его когда-нибудь поймают.
– Вы хотите отдать деньги вашего отца его убийце?
– Каждый гребаный цент. Неплохой бюджет на адвокатов, правда?
Глава 38
Душитель из Уайт-Маунтин
Видео продолжалось еще десять или пятнадцать минут, но ничего столь же впечатляющего, как слова о судьбе наследства доктора Джеймса Брюстера, сказано не было. Они вкратце обсудили нынешний источник дохода Джими – небольшую фирму, занимающуюся веб-дизайном и электронным консалтингом, – затем интервью постепенно сошло на нет. В конце Ким с серьезным выражением лица попрощалась с Джими и пообещала, что скоро снова с ним свяжется.
– Боже, – произнес Гурни, выключив компьютер и откинувшись в кресле.
Мадлен вздохнула.
– Такое сильное чувство вины.
Гурни с удивлением посмотрел на нее.
– Вины?
– Он ненавидел своего отца, вероятно, желал ему смерти. Возможно, желал даже, чтобы его убили. А потом его и правда убили. И от этого никуда не деться.
– Даже если он тут ни при чем… – Гурни размышлял вслух.
– Но он при чем. Его мечты стали явью, и никуда не деться от того, что это были его мечты. Он получил то, что хотел.
