— Я ждал вас, миссис Фланнери, — сказал констебль Тредуэлл.
Эмили инстинктивно заслонила своим телом Гризельду Деринг, словно стараясь защитить ее от несчастья. Она еще не знала, какой облик примет несчастье, но уже ясно ощущала его присутствие. Несчастье вошло в ее дом вместе с Тредуэллом, словно комья грязи на подметках бесцеремонных визитеров, которые проходят прямо в вашу гостиную, под предлогом, что вы живете в деревне и привычны ко всякой нечистоте.
— Дверь у вас была только прикрыта, но не заперта на ключ, — продолжил полицейский. — Предполагаю, что мистер Фланнери хотел, чтобы вы беспрепятственно попали домой, или же он боялся, что вы могли забыть ключи: ведь он всегда вас опекал, точно маленького ребенка, не правда ли?
— Да я и не брала с собой ключей, — сухо ответила Эмили. — Я рассчитывала приехать гораздо раньше, но нам не удалось сесть на поезд, прибывающий в Халл в восемь двенадцать.
Она сделала паузу и показала рукой в сторону пожилой дамы.
— Разрешите представить, это мисс Гризельда Деринг, она собирается позировать Джейсону. Гризельда, — обратилась молодая женщина к слепой, — голос, что вы сейчас слышите, принадлежит не моему мужу, а констеблю Тредуэллу.
— Благодарю, что вы принимаете меня у себя, вместо того чтобы отвезти в гостиницу, миссис Фланнери, но я никому не хочу быть в тягость. Если вам предстоит разговор с констеблем, проводите меня в мою комнату и больше не уделяйте мне внимания. Ведь для меня сейчас самое лучшее будет лечь поспать, не так ли?
— Полагаю, что наш разговор с констеблем может подождать и до завтрашнего утра.
— Боюсь, что нет, — сказал тот. — У меня для вас плохая новость.
Гризельда Деринг при этих словах принялась описывать круги, словно ночная бабочка. Находясь в незнакомом месте и не зная расположения мебели, она без конца натыкалась то на одно, то на другое. С губ ее слетали тоненькие жалобные возгласы, не громче паучьего голоса, если, конечно, у пауков есть голос, отчего-то подумала Эмили.
— Что за плохая новость? Говорите, Тредуэлл, я вас слушаю.
Она вспомнила, с каким достоинством вожди лакота — бесстрастно, ни словом не перебивая — выслушали членов конгресса, явившихся к ним, чтобы сообщить об очередном подлом заговоре против их народа. Единственным ответом индейцев на речь бледнолицых был шепот ветра в орлиных перьях их церемониальных головных уборов. Со скрещенными на груди руками, они не сделали ни единого жеста, пока посланцы правительства не повернулись и не ушли, чтобы сесть в коляски, а потом в железнодорожные вагоны. Тогда Эмили была совсем крошкой. Но сейчас, в ожидании обещанной констеблем плохой новости, ей казалось, что она с тех пор так и не выросла.
— Новость касается мистера Фланнери. Кажется, он утонул в Уэлланде.
— Он… кажется?
— Я не знал, как лучше сказать. Мне хотелось немного смягчить… По правде говоря, он действительно утонул. Когда его нашли, губы и конечности у него были синими, пульс не прощупывался, дыхание отсутствовало. Обнаружил его рыбак, ловивший угрей, — ведь эти твари ловятся только ночью, — тело прибило к опоре старого моста в Пайтчли. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Чем раньше вы на них ответите, тем скорее я перестану вам надоедать. Могу я начать? Прежде всего скажите, миссис Фланнери, часто ли ваш муж пользовался бечевником, идущим вдоль Уэлланда?
Эмили смотрела на него в полной растерянности. Никогда не считавшая его великим умом, сейчас она восхищалась легкостью, с которой констебль выбирал слова из огромного их многообразия, предлагаемого английским языком, слова, формирующие связные фразы, — ее же рот был пуст, в нем не было слов, зато скапливалось все больше и больше горячей кислой жидкости, поднимавшейся из желудка. «Меня сейчас вырвет», — подумала Эмили и отошла подальше от Горация Тредуэлла, чтобы не испачкать его форму (она знала, как он ею дорожит).
— Иногда пользовался, — пробормотала она, плотно сжав губы. — Изредка, когда хотел снять крылатых муравьев.
— Крылатых муравьев? В самом деле?
Констебль недоуменно поднял бровь. Эмили видела, что он ей не верит, и этого хватило, чтобы по лицу ее потекли с трудом сдерживаемые слезы.
— Или стрекоз, — произнесла она.
— Но разве можно ночью получить изображение на светочувствительной пластинке? Для этого надобен свет.
— Вы так думаете?
Она чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
— Да, я совершенно в этом уверен.
И тут Тредуэлл сделал паузу. Бог знает, откуда он это взял, но только констебль был твердо убежден, что умение вовремя сделать паузу — это черта, присущая всем великим сыщикам, лучший способ смутить и дезориентировать подозреваемого.
— Следовательно, — возобновил допрос констебль, — если ваш муж пошел этой дорогой не для того, чтобы фотографировать, значит, у него имелась другая причина.
— Что вы хотите сказать?
— У мистера Фланнери, очевидно, было с кем-то свидание.
— На бечевнике, ночью?
— А иначе почему он там оказался?
— Может, он решил совершить паломничество…
— Какое еще паломничество?
— Раньше жители Чиппенхэма поручали отцу Джейсона топить щенков в Уэлланде, если помет был слишком велик. Тот делал это по ночам, потому что днем возле речки всегда ошивалась ребятня; а он не хотел, чтобы мальчишки донимали его вопросами: что, мол, у него попискивает там, в мешке из-под картошки?
— Мне что-то не верится в это, миссис Фланнери.
— Да мне и самой не верится, — призналась Эмили со вздохом.
«Чиппинг кроникл» не лишила себя удовольствия изложить все сколько-нибудь правдоподобные гипотезы, вплоть до того, чтобы напомнить о сомнительном происхождении Эмили, о котором достоверно ничего не было известно — то ли ирландка, то ли индианка — разве поймешь! — намекнув при этом, что смерть Джейсона Фланнери, которую доктор Леффертс объяснял падением в реку во время сердечного приступа, могла быть и насильственной: родственники молодой женщины вполне могли отомстить фотографу за ее похищение.
Несмотря на ощутимый покров таинственности, а проще сказать, скандала, похороны Джейсона не собрали огромной толпы народа.
Тем не менее Эмили оповестила о предстоящем печальном событии всех, кто когда-либо встречался с мужем или хотя бы слышал о нем.
Письма с траурной каймой пересекли океан и были вручены учительнице Элейн Гудейл и доктору Чарлзу Истмену (Эмили удалось их разыскать благодаря адресованному Джейсону письму, где они сообщали, что вскоре после трагедии в Вундед-Ни полюбили друг друга, поженились и у них родились шестеро детей, что они даже написали книги о величии и закате народа сиу, а в конце письма интересовались, удалось ли ему благополучно избавиться от «маленькой вонючки» — в буквальном смысле слова, уточняли Истмены, которую они когда-то вверили его заботам); изобретателю гостинцев для лошадей Мэлори Банчу (письмо было отправлено на адрес компании «Лошадиные деликатесы от Банча»); проводнику (имя которого было неизвестно, следовательно, отыскать его поручалось работникам Нью-Йоркской центральной железной дороги), который 3 января 1891 года дежурил в спальном вагоне номер двадцать три; служащей (имя неизвестно) банного заведения доктора Энджела; сестрам милосердия Нью-Йоркской больницы подкидыша (на имя сестры Дженис); Юджину Шьеффелину (из «Американского общества акклиматизации»); Кристабель Панкхерст; сэру Артуру Конан Дойлу; и, конечно, Элси Райт, ее родителям Полли и Артуру и кузине Фрэнсис, и так далее.
