— Я просто не выспалась, — повторила я ложь, которую скормила Даре. Ведь у меня было длинное и вдумчивое объяснения для Кейна, но сейчас все из головы вылетело напрочь! Почему с ним всегда так?
Кейн снял крышку сначала с одного горшочка — внутри оказался суп, а затем с другого — мясо с травами — и подвинул ко мне.
— Поэтому, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь много спать и много есть. Считай это приказом.
Хотела возмутиться по привычке, но осеклась. Еда пахла потрясающе, да и Кейн обо мне заботился. Осознавать это было странно, а еще неожиданно приятно.
— Хорошо, — согласилась я, едва сдерживая улыбку.
— Хорошо? — подозрительно переспросил гроза половины мира. — И ты не собираешься спорить?
Вид у него был такой недоверчивый, что сдерживать улыбку стало просто невозможно.
— Нет. Я с тобой полностью согласна.
— Это что-то новенькое, — задумчиво сказал Кейн.
— Но учти: согласна только с этим!
— А вот это больше похоже на правду.
Смех отозвался дрожью в груди и все-таки вырвался сквозь плотно сжатые губы. Я рассмеялась, кажется, впервые за долгое время. Можно сказать, почти забыла, как это делается. Настоящее, неподдельное веселье рядом с артанским князем. Кто бы мог подумать?
Судя по тому, как потемнели глаза Кейна, для него это было гораздо более неожиданно, чем моя покладистость.
Это меня отрезвило. Ведь я шла сюда, чтобы… Чтобы что? Поговорить, узнать, что значат его сказанные в Гроде слова о наследниках артанского трона, о том, что они ему не нужны. Поэтому перестала улыбаться и наконец-то потянулась к еде.
— Тебе идет улыбка. — Когда он так говорил, когда был таким, было невозможно сосредоточиться ни на одной мысли.
— Спасибо.
— Хочу, чтобы ты улыбалась чаще.
Я приподняла бровь:
— Это приказ?
На этот раз улыбнулся он. Улыбка коснулась глаз, смягчила жесткие черты, делая Кейна ближе. И от этого мое сердце забилось сильнее.
— А вот ты почти не улыбаешься, — заметила я, зачерпнула суп и слегка подула на него. Он оказался кисло-сладким и очень густым, больше напоминающим кашу. То, что нужно! — Или князю не положено этого делать?
— У меня было мало причин для улыбок.
Кейн неохотно рассказывал о себе, и, когда это происходило, я вся оборачивалась в слух. Как сейчас. Но мы никогда не говорили про годы, когда он был ребенком, а теперь для меня это было важно как никогда.
— Даже в детстве? — спросила осторожно.
— Почти не помню. Все мое время занимали тренировки, после которых хотелось упасть на постель и спать. Тогда я еще мог спать. — Артанец раскрыл ближайший к нему горшочек и принялся за мясо. — Карас хотел, чтобы его сыновья выросли сильными воинами.
— А твои братья? Разве вы не дружили?
— Нет. — Голос Кейна звучал ровно. — Мы были соперниками. Каждый из нас знал, что рано или поздно нам придется встретиться в поединке, потому что Артан будет принадлежать лишь одному. Я, как и остальные, делал все, чтобы заполучить его.
В моем детстве все было иначе. Мы с братьями росли вместе, вместе играли, иногда пакостничали и получали за свои проделки тоже вместе. Конечно, я была лишена магии и не могла осваивать стихию наравне с братьями, но отец учил их защищать друг друга. Только оставаясь слаженной командой, можно было противостоять капризам северной природы. Не сказать, что мы всегда жили мирно, иногда ссорились и не разговаривали по несколько дней. Но это не отменяло нашей любви друг к другу.
— Нет смысла доверять тому, кто стоит на пути к твоей цели, — задумчиво продолжил Кейн. — Либо тебе нанесут удар, когда не ждешь, либо придется сделать это самому. Гораздо проще, если вас ничего не связывает.
В груди полыхнула ярость, приправленная тоской, на глазах навернулись слезы, стало так обидно за мальчишек, лишенных простых радостей детства. Не зря Анна называла артанцев варварами!
В Нифрейе престол доставался старшему наследнику, никаких поединков не устраивали. Младшие братья могли жить в замке, но род Фэранса всегда был немногочисленным. Сейчас же и вовсе остались лишь Кейн и Брок.
В Артане, по словам Лилы, наследников всегда было много, и все они сражались со своим отцом. Представила, что мой сын выходит против Кейна, и все внутри похолодело.
— Это жестоко, — сказала тихо, потому что голос от волнения сел.
— Согласен, — кивнул Кейн. — Поэтому я многое изменил.
— И поэтому не хочешь собственных детей?
Его взгляд словно лезвием прошелся по моему лицу, а от самого артанца повеяло холодом. Я поежилась.
— Не только, — отрезал он. — Не хочу, чтобы кому-то еще достался мой дар.
В словах Кейна я уловила столько затаенной боли, что сейчас она ударила мне в самое сердце. Перед глазами возник мальчик, который вдруг начал слышать непроизнесенные речи и осознал, что люди не всегда говорят то, что думают. А думают они порой о странных и страшных вещах. И что это нельзя прекратить, поставить заслон, чтобы не слышать, не чувствовать. Можно только приглушить, научиться контролировать, но рядом нет никого, кто бы помог во всем разобраться.
Сколько же он перенес! Сколько боли и разочарований испытал. Когда жил в Артан-Пра среди сыновей Караса, и после — во дворце Риона и в Каменном лесу. В окружении множества людей, но всегда один. С помощью своего дара Кейн завоевал полмира, его боялись, принимали его власть и уважали силу. Но сам он считал это проклятием.
Никому такой судьбы не пожелаешь! Уж точно не своему сыну или дочери.
Я сжала кулак, чтобы не потянуться к Кейну, потому что безумно захотелось коснуться его руки. Он сочтет это жалостью, а я им сейчас восхищалась. Мужеством, силой воли. Его путь был нелегким, именно это его и ожесточило. Не каждый смог бы справиться с подобным, ежедневно сражаться с самим собой и побеждать.
— Силу же можно не использовать, как делала твоя мать, — нарушила я затянувшееся молчание.
— У нее не было выбора, — прищурился Кейн. — Но ты судишь по себе, Амелия. Ты всю жизнь обходилась без магии, потому что у тебя ее не было. Для мага не использовать дар то же самое, что, имея здоровые ноги, вечно лежать в постели.
Поджала губы, не желая признавать то, что Кейн прав.
А он был прав! Сколько раз в детстве я мечтала осваивать магию вместе с братьями, не замечать сочувствующих взглядов. Не считать себя ненормальной. Но одно дело — знать, что в тебе нет ни капельки силы и смириться с этим, и совсем другое — запретить себе развивать то, чем тебя одарила природа.
И все-таки я не собиралась сдаваться:
— Ведь необязательно, что твой дар перейдет ребенку. И что он будет настолько могущественным. Ее светлость справлялась с приступами.
