Когда лаз озарился мерцающим светом, принц снова появился над поверхностью и подал руку:
– Идёмте.
Амалия ощутила волнение, когда окончательно осознала, что очутилась в подземелье. Тут же могут быть крысы и летучие мыши. Но вопреки опасениям, ни грызунов, ни грязи, ни сырости в коридорах потайного хода не наблюдалось.
– Вчера вечером вы проникли в лабораторию этим путём?
Теперь Амалия окончательно поняла, как раненный Маркель пробрался в лабораторию никем не замеченный.
– Да.
– А вы знаете, кто сделал этот потайной ход?
– Не знаю. Может быть, какой-нибудь мой прапрадед тоже увлекался сомнительными магическими науками втайне от родственников – вот и пошёл на хитрость.
Они быстро добрались до лаборатории и вышли через неё в подвал дворца. Оставалось подняться по лестнице на первый этаж, пройти несколькими коридорами – и вот она торжественная зала.
– Вам не обязательно возвращаться на бал, – Маркель будто почувствовал, как Амалии тошно от одной мысли снова оказаться среди толпы малознакомых людей, многие из которых настроены враждебно. – Вы можете идти в свои покои. Я попрошу Розали передать Себастину, что у вас разболелась голова, и вы вынуждены были покинуть праздник.
– Спасибо, – Амалия благодарно улыбнулась.
Побыть одной в тишине – это то, чего ей сейчас хотелось больше всего. К тому же, у неё действительно начала болеть голова.
Сразу после окончания бала Себастин пригласил в свой кабинет доктора Матье.
– Осмотри сегодня Амалию повнимательнее. Мне не нравится, что всякий раз, когда она оказывается в людном месте, ей становится нехорошо. Сегодня она ушла с бала после первого же танца, сославшись на головную боль.
– Возможно, причина проста – волнение, – предположил Матье. – Девочка выросла в глуши. Её тяготит шумное общество.
– Возможно. Но я не исключаю, что причина в другом.
– Хорошо, Ваше Высочество, я проведу очень тщательный осмотр.
– И не забывай об особом поручении. Амалия должна начать тебе доверять.
– Мне было бы легче вызвать её доверие, если бы я мог рассказать ей хоть что-то достоверное о её родителях. Мне жаль девочку. Она мечтает разыскать кого-то из своих родственников.
Себастину самому очень бы хотелось отыскать кого-то из родственников Амалии. Для начала хотя бы понять, кому адресовала письмо Луиза де-Патрис, которое так и не было отправлено. Если бы найти адресата, то многое можно было бы у него узнать. Но пока Себастину удалось расшифровать только одно имя, упомянутое в послании – Жильберт. Может, это письмо и предназначалось ей?
– Неужели не сохранилось совсем никаких сведений о роде де-Патрис? – сокрушённо произнёс доктор.
– Нет, Матье. Никаких.
– Может, о нём просто забыли, потому что он был разорён или находился в опале?
– Нет. Я проверил архивы. Рода де-Патрис никогда не существовало. Всё говорит о том, что до того, как король присвоил родителям Амалии титул, они были простолюдинами.
Луиза де-Патрис стояла у окна королевских покоев и смотрела на буйно цветущий весенний сад. Супруг подошёл сзади, положил руки на плечи:
– Тебе грустно?
Он мог бы не спрашивать. И так знал, что в этот день королева не может думать ни о чём другом, кроме как о дочери. Ровно 14 лет назад им пришлось оставить свою малышку и вернуться домой.
– Там сейчас осень. Наверно, льют дожди, – Луиза развернулась лицом к мужу.
Фабьен, конечно, понял, где «там». Там, где сейчас их дочь Амалия.
– Не грусти. Уверен, уже совсем скоро она вернётся.
– Знаешь, я иногда боюсь, что этого не произойдёт никогда. Вдруг письмо, которое я ей оставила, потерялось? Вдруг Амалия не знает, что делать? Не знает, где мы? Может, вообще, считает нас погибшими.
Слезинка блеснула в медовых глазах.
– Не переживай. Я не сомневаюсь, письмо у дочери.
– Но почему тогда она так пока и не вернулась? Ей уже девятнадцать. Дар должен был проснуться.
– Не переживай, – снова повторил Фабьен, ласково касаясь губами волос цвета осенней листвы. – Она вернётся.
В дверь королевских покоев постучали:
– Ваше Величество, завтрак, как вы и распорядились, накрыт в саду.
Глава 42. Проверка
Себастин зашёл в свои покои и сразу почувствовал, что тут кто-то есть. Взгляд быстро пробежался по периметру комнаты и остановился на фигуре, замершей в кресле. Света ночника было достаточно, чтобы разглядеть бесцеремонного гостя.
– Маркель? Ты же должен был вернуться из Авитьеры только завтра вечером, – Себастин зажёг настенные светильники.
– Скакал и день и ночь без сна. И вот я здесь, – ответил брат в своей обычной ироничной манере.
– Старые фокусы? – Себастин ироничного тона не поддержал.
Наверняка, Маркель срезал путь. А местность там опасная. Себастин не одобрял склонности брата к риску. Злился на его беспечность. И переживал за него.
– Только не начинай, братец. Мне будет достаточно нотации от отца. Его соглядатаи вот-вот вернутся из Авитьеры и всё ему доложат, – Маркель кивнул на соседнее кресло, намекая, чтобы Себастин сел рядом: – Я пришёл поговорить о другом.
Чутьё подсказало, что речь пойдёт о женщинах. А о чём ещё? Две страсти брата –опасные магические науки и хорошенькие барышни. Если беседа будет не о первом, значит – о втором. Себастин сел, показывая, что готов слушать.
– Отправь домой со смотрин Сюзон, а заодно и всё семейство Жильберт.
Ох, братец. Себастин невольно усмехнулся – только Маркель мог быть таким прямым и бесцеремонным.
– Ты решил за меня отсеивать девушек? Сначала требовал, чтобы я избавился от Амалии, теперь от Сюзон. Хочешь оставить меня совсем без невест?
Себастин откинулся на спинку кресла и посмотрел насмешливо. Но теперь уже Маркель не поддержал ироничного тона:
– Ты ведь всерьёз не рассматриваешь Сюзон в качестве возможной невесты? Так зачем она нужна здесь, на празднике?
Как возможная невеста, она, пожалуй, действительно Себастина не интересовала, но вот её матушка, как ключ к разгадке тайны Амалии, – очень даже.
– Может, ты всё же позволишь мне самому решать, кого и когда отправить домой? Не припомню, чтобы ты спрашивал у меня совета, с какой очередной барышней тебе завести роман, – снова попробовал отшутиться Себастин, не понимая настойчивости Маркеля.
Но брат аргументу не внял.
– Семейство Жильберт заслуживает быть выставленным из дворца. У меня есть все основания полагать, что они распространяют грязные слухи.
