Первый вопрос. Чем нужно жертвовать? Маленькие жертвы могут быть достаточными для решения маленьких, отдельных проблем. Значит, более большие и комплексные жертвы, вероятно, смогут решить целый массив больших и сложных проблем, все за один раз. Это труднее, но, может быть, лучше.
Например, дисциплина в медицинском училище не даст юному студенту, королю тусовок, вести привычную распутную жизнь. Отказаться от такого образа жизни — это жертва. Но врач, которым он станет, сможет накормить свою семью. Это большие трудности, разведенные, словно в воде, в большом временном периоде.
Итак, жертвы нужны, чтобы улучшить будущее, и большие жертвы могут быть лучше маленьких.
А теперь второй вопрос, или, на самом деле, целый набор связанных друг с другом вопросов. Мы установили основной принцип: жертва улучшит будущее. Но принцип еще надо конкретизировать. Нужно понять всю его полноту и значение. Что в самых крайних, предельных случаях подразумевает идея о том, что жертва сделает будущее лучше? Где границы этого базового принципа? Для начала мы должны спросить: «Какая жертва наибольшая, самая эффективная и удовлетворительная?», а затем: «Насколько хорошим будет лучшее из возможных будущих, если мы принесем самую эффективную жертву?»
Как уже упоминалось, библейская история Каина и Авеля, сыновей Адама и Евы, следует сразу за историей об изгнании из Рая. На самом деле эти братья — первые обычные люди, ведь их родители были созданы самим Богом, а не появились на свет стандартным образом. Каин и Авель живут в истории, а не в раю. Они должны работать. Они должны приносить жертвы, чтобы удовлетворить Бога, и они это делают, на алтаре и с должным ритуалом. Но все усложняется. Жертвоприношения Авеля удовлетворяют Бога, а жертвоприношения Каина — нет. Авель многократно вознагражден, а Каин нет. Не совсем понятно почему, хотя текст активно намекает на то, что Каин просто приносил жертвы без души. Может, качество его даров было низким. Может, его дух был завистлив. А может, Бог был раздосадован по каким-то одному Ему ведомым причинам. Все это вполне реалистично, включая неопределенность объяснений. Не все жертвы одинаковы по качеству. Больше того, зачастую жертвы, которые кажутся более качественными, не вознаграждаются лучшим будущим, и непонятно почему. Почему Бог недоволен? Что должно измениться, чтобы Он был удовлетворен? Это трудные вопросы, и все их задают, постоянно, даже если сами того не замечают. Задавать такие вопросы — все равно что думать.
Осознание того, что удовольствие можно с пользой для себя предвосхитить, пришло к нам с большим трудом. Оно абсолютно противоположно нашим древним, фундаментальным животным инстинктам, которые требуют немедленного удовлетворения, особенно в условиях депривации, неизбежной и привычной. На этом сложности не заканчиваются: откладывание удовольствия полезно, только когда цивилизация достаточно себя стабилизирует, чтобы гарантировать отложенное вознаграждение в будущем. Если все, что вы сохраняете, будет разрушено или украдено, нет смысла сохранять. Вот почему волк пожирает 9 килограммов сырого мяса за один присест. Он не думает: «Боже, ненавижу кутить. Надо отложить немного на следующую неделю». Так как же два этих невероятных и вместе с тем необходимых достижения — откладывание и стабилизация общества в будущем — смогли себя проявить?
Дело в прогрессивном развитии: от животного к человеку. Оно, конечно, идет не безошибочно, но основным нашим целям служит. Прежде всего, у нас избыток еды. Его обеспечивают огромные туши мамонтов и других травоядных гигантов (мы съели много мамонтов. Возможно, даже всех). Когда убито большое животное, остается кое-что на потом. Сначала это обнаруживается случайно, но в конечном счете пользу этого «на потом» начинают признавать. В то же время развивается некоторое предварительное представление о жертвоприношении: «Если я немножко оставлю на потом, даже если мне хочется этого сейчас, я не буду голодным позже». Это предварительное представление развивается до следующего уровня: «Если я немножко оставлю на потом, и я сам, и те, о ком я забочусь, не будут голодными». А потом еще до следующего: «Возможно, я не могу съесть всего этого мамонта, но и хранить оставшееся долго тоже не могу. Может, стоит скормить часть другим людям. Может, они это запомнят и отдадут мне немного своего мамонта, когда у них он будет, а у меня нет. Тогда у меня будет немного мамонта сейчас и еще немного мамонта потом. Это хорошая сделка. И, может, те, с кем я поделюсь, станут мне больше доверять. Может, после этого мы всегда сможем сторговаться». Так «мамонт» становится «будущим мамонтом», а «будущий мамонт» — «личной репутацией». Так появился социальный контракт.
Делиться — не значит отдавать то, что вы цените, и ничего не получать взамен.
Это то, чего боится каждый ребенок. Но на самом деле делиться — значит инициировать процесс сделки. Ребенок, который не может делиться — не может торговаться, — не может обзавестись друзьями, потому что иметь друзей — это форма сделки. Бенджамин Франклин однажды предположил, что новосел может попросить соседа оказать ему услугу, процитировав старую максиму: «Тот, кто однажды сделал вам добро, будет скорее готов сделать его снова, чем тот, кому вы сами помогли»117. По мнению Франклина, просьба об услуге (конечно, если речь не идет о какой-нибудь крайности) — это самое действенное и быстрое приглашение к социальному взаимодействию. Когда новосел просит соседа об услуге, он предоставляет тому возможность показать себя как хорошего человека при первом же знакомстве. К тому же теперь и сосед может попросить новосела об ответной услуге, ведь за последним теперь должок, и это увеличивает взаимную близость и доверие. Таким образом обе стороны могут преодолеть естественную нерешительность и обоюдный страх перед незнакомцем.
Лучше иметь что-то, чем ничего. И лучше щедро делиться тем, что у вас есть. А еще лучше прославиться благодаря своей щедрости. Это надолго. Это надежно. Подойдя к этим абстрактным рассуждениям, мы можем наблюдать, как закладывалась основа концепций надежности, честности и щедрости. Появилась основа выраженной нравственности. Производительный, правдивый человек, который делится с другими, — прототип хорошего гражданина и хорошего человека. И вот мы видим, как из простого наблюдения, что запасы — это хорошо, могут вырасти самые высокие моральные принципы.
Похоже, по мере развития человечества происходило следующее. Сначала были бесконечные десятки и сотни тысяч лет до возникновения письменной истории и драматургии. На протяжении этого времени начинают закладываться сдвоенные практики откладывания и обмена. Происходит это медленно и болезненно. Затем их начинают представлять как метафорическую абстракцию в виде ритуалов и сказаний о жертвоприношении. Говорят примерно таким образом: «Похоже, в Небе существует могущественная Фигура, которая все видит и судит тебя. Похоже, когда ты отказываешься от чего-то, что ты ценишь, Он радуется. А ты хочешь Его радовать, потому что если ты не будешь этого делать, разверзнется ад. Так что практикуй жертвоприношения и делись, пока не станешь в этом экспертом, и тогда у тебя все будет хорошо»*.
Заметьте, все это правда, независимо от того, есть ли действительно такая могущественная фигура «на небе» :)
