Такие разговоры очень далеки от «слушающего» типа. Когда участники беседы искренне друг друга слушают, один человек берет слово, а все другие слушают. Говорящему предоставляется возможность серьезно высказаться о неком событии, обычно несчастливом или даже трагическом. Все другие реагируют с симпатией. Такие разговоры важны, потому что говорящий выстраивает трагедию в своем мозгу, пока рассказывает историю. Вот факт, достойный повторения: с помощью разговора люди организуют свой мозг. Если им некому рассказать свою историю, они теряют разум. Подобно барахольщикам, они не могут сами навести у себя порядок. Требуется вклад целого сообщества, чтобы психика отдельной личности была в это сообщество интегрирована. Говоря иными словами, привести в порядок разум можно только всей деревней.
Многое из того, что мы считаем здоровой ментальной функцией, — это результат нашей способности использовать реакции других, чтобы поддерживать наши сложные «я» в рабочем состоянии. Мы отдаем проблему нашего здравомыслия на аутсорсинг. Вот почему фундаментальная ответственность родителей — сделать своих детей социально приемлемыми. Если человек ведет себя так, что другие могут его терпеть, тогда все, что он должен сделать, — это поместить себя в социальный контекст. И люди будут определять — интересуясь или скучая, когда он говорит, смеясь или не смеясь над его шутками, дразня его, высмеивая или просто удивленно поднимая бровь, — являются ли его действия и утверждения тем, чем они должны быть. Все всегда транслируют другим свое желание сблизиться с идеалом. Мы наказываем и вознаграждаем друг друга ровно до того уровня, который каждый из нас выдерживает в соответствии с этим желанием, — за исключением, конечно, тех случаев, когда мы ищем неприятностей. Проявления симпатии, предлагаемые в искреннем разговоре, обозначают, что рассказчика ценят, и что история, которую он рассказывает, важна, серьезна, заслуживает внимания и понятна. Мужчины и женщины часто не понимают друг друга, когда разговоры фокусируются на точно определенной проблеме. Мужчин нередко обвиняют в желании слишком рано «чинить сломанное» в беседе. Это расстраивает мужчин, которым нравится решать проблемы и делать это эффективно, к тому же зачастую именно к этому женщины их и призывают. Моим читателям мужского пола будет проще понять, что с их тактикой не так, если они смогут осознать и запомнить, что прежде чем проблему решить, ее надо четко сформулировать. Женщины склонны формулировать проблему в обсуждении и нуждаются в том, чтобы их услышали, чтобы в их суждениях даже усомнились, только чтобы внести ясность в формулировку. После этого, какой бы ни была проблема, если она останется, ее можно будет решить. Стоит также отметить, что слишком быстрая попытка решения проблемы может обозначать простое желание избежать разговора, в процессе которого проблема будет сформулирована.
Еще один вариант беседы — это лекция. Лекция — это, как ни удивительно, именно беседа. Лектор говорит, а аудитория общается с ним невербально. Как мы уже отмечали, говоря о Фрейде, впечатляющий объем взаимодействия между людьми, например передача разнообразной эмоциональной информации, происходит с помощью поз и выражений лица.
Хороший лектор не только выдает факты (это, пожалуй, наименее важная часть лекции), но и рассказывает истории об этих фактах, доводя их точно до уровня понимания аудитории, оценивая этот уровень по тому, как аудитория проявляет интерес. История, которую лектор рассказывает, передает аудитории не только сами факты, но и то, почему они уместны, — почему важно знать определенные вещи, в отношении которых слушатели пока пребывают в неведении. Продемонстрировать важность некоторого набора фактов — значит донести до слушателей, как подобное знание может изменить их поведение или повлиять на то, как они понимают мир, почему теперь они смогут избегать некоторых препятствий и быстрее приближаться к лучшим целям. Таким образом, хороший лектор говорит со своими слушателями, а не своим слушателям. Чтобы справиться с этим, лектор должен чутко реагировать на каждое движение, каждый жест и каждый звук, исходящий от аудитории. Как ни странно, этого невозможно добиться, наблюдая за аудиторией как таковой.
Хороший лектор говорит, обращаясь к слушателям напрямую, и смотрит за реакцией отдельных, идентифицируемых* людей, вместо того чтобы действовать по шаблону и «представлять аудитории свой доклад». Все в этой фразе неверно. Вы не представляете. Вы говорите.
Нет такого понятия как абстрактный разговор — абстрактный разговор не может быть живым, а ведь только таким разговор и должен быть. «Аудитории» тоже не существует — есть личности, которых необходимо включить в беседу. Опытный и компетентный спикер, выступающий публично, обращается к одной идентифицируемой персоне, наблюдает, как та кивает, качает головой, хмурится, выражает смущение, и отвечает точно и четко на эти жесты и выражения.
Затем, после нескольких фраз, завершающих идею, спикер переключается на другого члена аудитории и проделывает то же самое. Таким образом он делает выводы и реагирует на отношение целой группы, если такая штука как целая группа вообще существует.
Есть еще и другие беседы, которые представляют собой, в первую очередь, демонстрацию остроумия. В них тоже есть элемент доминирования, но цель каждого участника — стать самым занятным спикером, причем достижением победителя смогут наслаждаться все. В таких беседах, как отметил однажды мой остроумный друг, надо говорить «что угодно, что либо правда, либо забавно». Поскольку правда и юмор зачастую идут рука об руку, эта комбинация работает отлично. Думаю, таким может быть разговор умных работников производства. Я участвовал во
Стратегия, согласно которой надо говорить с отдельными людьми, не только жизненно важна для того, чтобы донести любую информацию. Это еще и противоядие от страха перед публичным выступлением. Никто не хочет, чтобы на него пялились сотни недружелюбных, осуждающих глаз. Так что если вам нужно донести свои слова (еще одно ужасное выражение) до людей, сделайте это. Говорите с отдельными людьми в аудитории и не прячьтесь — ни за кафедрой, ни за потупленным взглядом, ни за тихой и невнятной речью, ни за извинениями за недостаток лоска и подготовленности, ни за чужими идеями, ни за клише. многих словесных баталиях с изрядной долей сарказма, сатиры, оскорблениями и избыточными комедийными перепалками. Так общались люди, с которыми я вырос в Северной Альберте, а позже — «морские котики», с которыми я встретился в Калифорнии. Последние были друзьями моего знакомого автора, который пишет несколько пугающую популярную литературу. Они были рады сказать что угодно, пусть даже нечто ужасное, лишь бы это было смешно. Не так давно я побывал на сороковом дне рождения того писателя в Лос-Анджелесе. Он пригласил одного из вышеупомянутых «котиков». Несколькими месяцами ранее жене писателя диагностировали серьезное заболевание, требующее операции на мозге. Он позвонил своему другу-«котику» и предупредил об этом, отметив, что праздник может быть отменен. «Вы, ребята, думаете, что проблемы у вас, — ответил друг. — А вот я только что купил билеты на самолет на вашу вечеринку, которые не подлежат возврату!» Неизвестно, какой процент населения земного шара счел бы такой ответ смешным. Недавно я пересказал эту историю группе своих более новых знакомых, и они были скорее шокированы, скорее ужаснулись, чем посмеялись. Я попытался защитить шутку как знак уважения «котика» к тому, что его друзья способны выдержать и преодолеть трагедию, но особым успехом моя попытка не увенчалась. Тем не менее я уверен, что он выражал именно это уважение, и думаю, он был ужасно остроумен. Его шутка была смелой, анархичной до степени безрассудства, а ведь именно в безрассудстве и возникает то, что всерьез смешно. Мой друг и его жена распознали в этом комплимент. Они поняли: их друг знает, что они достаточно крепки, чтобы выдержать этот уровень... ну, назовем это соревновательным юмором. Это была проверка характера, и они прошли ее с успехом.
