— Ретано…
Не отрывая глаз от скрюченной Аланиной фигурки, я нащупал на манжете булавку. Выдернул не без усилия, но с облегчением, как старую занозу:
— На… Носи.
Было ошибкой обмениваться украшениями на глазах всего трактира. Танталь закусила губу, не спеша принимать подарок; проклятье, я ведь не могу так долго стоять с вытянутой рукой. Мне уже хочется переменить решение и нацепить серебряную уродину на прежнее место…
— Бери, — сказал я зло. — Что уставилась?
Вероятно, грубость должна была защитить меня от малодушия.
Она приняла булавку из моих рук. Повертела в пальцах, будто прицениваясь; протянула обратно:
— Нет.
Я ушам своим не поверил.
— Нет, — повторила она, и я увидел, что её веко подёргивается само собой. — То есть…
Её голос дрогнул. Она снова колебалась — мучительно.
Я разрешил её сомнения. Попросту втолкнул серебряную булавку в её сухую вздрагивающую ладонь.
* * *
Алана заснула у камина, и мне пришлось на руках нести её в отведённую для ночлега комнату. Подняв её из кресла, я понял вдруг, что человек её роста не может весить так мало.
Она не проснулась. Бледные веки оставались крепко сжатыми, и там, под тонкой кожей, метались зрачки.
Что ей снилось?
Она истаяла. Светлое Небо, да она же тает, как свечка, уходит в свои сновидения, а там не сладко — вон как болезненно сжимаются губы…
«Пусть Танталь с ним не ходит».
«ОН хочет, чтобы я вела его к Луару».
«Пусть не ходит. Пусть… не надо. Там страшно… Мне всё время кажется, что я ещё не вернулась. Что я там… останусь…»
— Алана?
Она не просыпалась.
Я уложил её в постель. Посидел рядом, сжимая руку, но Алана не слышала меня и не ощущала моего присутствия, тогда я спустился вниз, спросил вина и взялся сосредоточенно, старательно напиваться.
Почему Танталь отказалась от булавки?
Ведь это она подтолкнула нас к бегству. Ведь это она, как мне кажется, больше всех боялась Чонотакса Оро…
Что же, пёс подери, он ей сказал? Что пообещал?..
— Ретанаар Рекотарс?
Я вздрогнул.
Их было человек десять. Из-под куцых плащей виднелись блестящие нагрудники с гербом — воинство. Стража…
Терпеть не могу стражников. Никаких.
— Ретанаар Рекотарс, отдайте вашу шпагу. Вы арестованы.
Моя шпага лежала сейчас наверху, в той комнате, где спит Алана.
— Вы арестованы!
В таких случаях принято глупо улыбаться, разводить руками и мило спрашивать: «А в чём, собственно, дело?»
Я глупо улыбнулся и плеснул в капитана недопитым вином. «Залил глаза», как говорят несчастные жёны пьяниц. В какое-то мгновение сверкающий нагрудник оказался прямо перед моим лицом — тварь, изображённая на чеканном гербе, была наполовину львом, а наполовину волком и в каждой лапе держала по столовому ножу…
На раздумья не оставалось времени. Охнула старая столешница, погнулась под моим каблуком незадачливая вилка; опрокидывая стаканы, я перемахнул на соседний стол и на следующий, поверх испуганно пригнувшихся голов — к двери…
Над дверью помещались в качестве украшения два скрещённых длинных кинжала. И там же замер в хищном ожидании плечистый стражник с усами щёточкой — ждал, обнажив оружие, плотоядно усмехаясь…
Видывал я таких, дядя. И с усами щёточкой, и с усами ниточкой, и вообще без усов — видывал…
Ну хватит по столам скакать. Это эффектно, конечно, но беда, если хозяин выставит мне счёт за разбитую посуду.
Увернувшись от размазавшейся в воздухе стали, я двинул ближайшего стражника кулаком в челюсть; членовредительство не входило в мои планы. Потасовка в трактире — куда ни шло, но в любом случае гоняться за безоружным — сомнительная доблесть…
Я чувствовал солоноватый привкус во рту. Мне так хотелось действия — после всех этих муторных раздумий, после безнадёжной слабости перед лицом господина мага, после того, как собственная моя шпага истаяла, оставив в руке трогательный огрызок рукоятки…
Стул? Тяжёлый? Великолепно!
Сразу двое стражников присели, ловя валящуюся с потолка мебель; я успел подумать, что хорошо бы пробиться к камину и завладеть кочергой. Вот было бы славно; впрочем, доберись я до камина — путь к выходу окажется отрезан, и никакая кочерга не поможет…
Стражник с усами щёточкой, тот, что задался целью не подпустить меня к двери, обнажил жёлтые зубы. В этот момент он был неуловимо похож на геральдическое чудище, украшающее его нагрудник; его стойка выдавала умелого бойца. Усмешка его сделалась особенно зловещей — в ту же секунду дверь за его спиной распахнулась молодецким толчком.
Вероятно, усачу было обидно, ведь вместо атаки получился свободный полёт дворняги, получившей пинка. Я без труда увернулся от беспомощного выпада, оттолкнул с дороги румяного парня, ввалившегося в сопровождении клубов пара, что есть сил подпрыгнул и сорвал со стены кинжал. Первый, который подался, — не было времени выбирать.
Рукоятка легла в ладонь.
Они стояли стеной — десяток молодцов в блестящих нагрудниках, вдохновлённые доверием железного зверя на гербе, обозлённые — кто-то потирал бок, а кто и скулу. Они глядели на меня, презрительно выпятив челюсти, за их спинами возился потревоженный трактир, галдёж и суматоха, и какая-то женщина визжит — обязательно найдётся одна голосистая, ей всё равно, по какому поводу, лишь бы орать…
Возможно, шум разбудил Алану? И сейчас она сидит на кровати в тёмной комнате, трёт глаза, испуганно прислушивается?
«Не уйдёшь», — говорили хмурые лица стражников.
И кураж, толкнувший меня на разудалую пляску на столах, вдруг иссяк.
Я, может, и ушёл бы, но там, наверху, проснулась в тёмной комнате моя жена. А здесь, в углу, стоят, сбившись в кучу, Бариан, Танталь, Муха, Фантин, Динка…
Солоноватый привкус всё ещё стоял во рту. Но теперь он был мне неприятен — отдавал железом.
— А в чём, собственно, дело?
Стражники расступились; капитан вышел вперёд, его нагрудник был залит вином, казалось, что геральдический зверь вот-вот облизнётся, подбирая розовые капли.
— Я хотел отдать оружие, — сказал я примирительно. — Но у меня не было оружия… А теперь есть. Вот, возьмите…
Я протянул ему кинжал — рукояткой вперёд. Стражники сделали каждый по шагу, и в их глазах я прочёл желание реванша; капитан сдержал их раздражённым жестом.
— Ретанаар Рекотарс, именем герцога Тристага вы арестованы!
Мне казалось, что взгляд Танталь лежит на моём лице, как монетки на глазах покойника.
