Сентябрь 1941 года. Теперь, когда поступили обширные сведения о ходе работы англо-американского атомного проекта, предвидя и упреждая ситуацию, группа НТР самостоятельно сформулировала разведзадание по работе «над темой». Это означало: определить круг стран, ведущих практические работы «по теме»; регулярно информировать Центр о содержании таких работ; через агентурные возможности приобрести источники информации, способные обеспечить советскую сторону полезными для создания бомбы сведениями практического значения.
Ориентировка поступила в резидентуры, естественно, в Англию и США, в Швецию и третьи страны, с позиции которых наша разведка работала по Германии. Особое внимание Квасников уделял лондонской резидентуре, где начала действовать, казалось бы, «стихийно» возникшая научно-техническая линия в лице разведчика-инженера Барковского. Ведь по проблемам этой линии уже стала поступать нужная «по теме» информация от источников уже существующей агентурной сети, включая агентов из числа Кембриджской пятерки.
Справка. В дни, когда вермахт стоял у стен Москвы, добывание секретов по атомному оружию не виделось в числе приоритетов информации, получаемой правительством от разведки. В это трагическое время требовалась «сиюминутная» информация по советско-германско-му фронту, а по линии НТР — практические сведения для немедленного усиления боеспособности Красной Армии.
Конец 1941 года. Хотя ориентировка Центра была направлена в Америку, но ощутимых результатов резидентурам в этой стране долгое время не удавалось достичь. Причины были весьма веские: нужно было преодолеть прочную «стену секретности», созданную американскими спецслужбами вокруг ученых, инженеров, техников и рабочих, сосредоточенных в центре создания атомной бомбы в глубине одного из штатов, в местечке Лос-Аламос.
Справка. Нью-йоркская, вашингтонская и сан-францисская резидентуры еще не ведали, что американские ученые накопили множество данных о реальной возможности создания принципиально нового вида оружия (Л. Силард, А. Эйнштейн, Р. Оппенгеймер и другие).
Декабрь 1941 года. Дальновидный отечественный физик Георгий Флёров обратился в ГКО со вторым письмом с призывом безотлагательно начать в стране работы по созданию собственного атомного оружия. Ответа он не получил — шла битва за Москву…
Февраль 1942 года. В плен попал германский офицер, в записной книжке которого были обнаружены сведения, говорящие о том, что гитлеровские ученые ищут способы применения атомной энергии в военных целях.
Март 1942 года. Леонид Квасников получил от лондонской резидентуры новую обширную документальную информацию «по теме», содержащую сведения о высоком уровне работ над атомом. Он снова предпринял попытку достучаться до «верхов» по поводу создания на Западе атомного оружия. Однако, грубо говоря, «обойти» в этом вопросе всесильного наркома Берию не было возможности. Спецсообщение о реальности появления у союзников по антигитлеровской коалиции в недалеком будущем атомного оружия Сталину доложено не было. Это случилось только через полгода.
А ведь в докладной записке, основанной на достоверных сведениях, полученных от Дональда Маклина, одного из членов «Пятерки», говорилось: «…начато изучение вопроса использования атомной энергии урана для военных целей», «английский военный кабинет, учитывая возможность успешного разрешения этой задачи в Германии, уделяет большое внимание проблеме…»
В записке Квасников предлагал ГКО вплотную заняться вопросом создания отечественного атомного оружия. Практически в подготовленном предложении он предвосхитил появление в воюющей стране знаменитой атомной Лаборатории № 2 АН СССР (сегодня это Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова).
Вот что предлагал разведчик-ученый Квасников: «Проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при ГКО СССР из авторитетных лиц для координации, изучения направления работ всех ученых, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросами атомной энергии урана. Обеспечить секретное ознакомление с материалами разведки по урану узкого круга лиц из числа видных ученых и специалистов для оценки разведывательной информации и соответствующего ее использования».
Лето 1942 года. Из Штатов стали поступать сведения из-за «стены секретности». Ученый-атомщик инициативно вышел на «Амторг», американо-советскую торговую организацию, и передал сверхсекретные сведения о характере начальных разработок в Америке «супероружия». В это же время информацию «по теме» получил молодой разведчик Александр Феклисов, но уже от источника по линии НТР. Тем же летом советский инженер-химик из закупочной комиссии при «Амторге» свел наших разведчиков с руководителем группы советских инженеров, возводивших опытную пилотную установку для выработки урана-235, на котором отрабатывалась практическая технология.
Октябрь 1942 года. Соединив в одну три группы сведений — письма физика Флёрова, материалы лондонской резидентуры и математические расчеты германского офицера, Берия направился с докладом к Сталину.
Ноябрь 1942 года. В канун Сталинградской битвы у Сталина с участием академиков Иоффе, Семенова, Хлопина, Капицы было принято решение о создании центра руководства исследованиями и экспериментальной деятельности — Лаборатории № 2.
Справка о… совпадении?! Любопытен такой факт: военная операция по контрнаступлению под Сталинградом и проект по созданию в СССР атомного оружия имели одно и то же кодовое название — операция «Уран».
Совпадение? Едва ли… Ведь незадолго до начала Сталинградской битвы академики В.И. Вернадский и А.Ф. Иоффе смогли окончательно убедить советское руководство в реальности создания отечественной атомной бомбы (замысел, технические решение, экономические возможности). Правда, у Сталина к этому времени на столе были донесения советских разведчиков о работах над атомным оружием в Англии, США и Третьем рейхе.
И получается, что операция «Уран» под Сталинградом оказалась осмысленным прологом к атомному проекту «Уран». И еще один фактор: Сталинград сыграл в появлении отечественного атомного оружия реальную судьбоносную роль, ибо победа на фронте обуславливалась экономической победой в тылу.
Дело в том, что возросшая мощь военной промышленности позволила 19 ноября 1942 года (этот день стал Днем артиллерии, как говорили тогда — «сталинской») задействовать в первые дни наступления 15 000 орудий, которые в кратчайший срок обрушили на фашистские войска 15 000 тонн взрывчатого вещества (как выяснилось потом, это было по общей мощности больше, чем атомная бомба над Хиросимой).
.. В ученой среде создателей атомной бомбы бытует то ли миф, то ли правда о том, что именно этот аргумент — мощность артиллерийских залпов при начале сражения в сравнении с атомной бомбой оказался последним аргументом в принятии Сталиным нужного решения.
Март 1943 года. Лаборатория № 2 заработала…
А в Германии? Поражение технической мощи рейха в трех направлениях — провал «блицкрига», разгром вермахта в битве за Москву и катастрофа под Сталинградом — привело к логически оправданному факту: Гитлер запретил работы по созданию собственного «оружия возмездия», столь велики были потери, особенно в последнем Сталинградском сражении. Ибо средств и времени на создание «оружия возмездия» в Третьем рейхе не было.
