Так нашей НТР удалось получить не только ценные сведения — схему бомбы, принцип ее действия и описание способа выделения урана-235 из руды, но были также перечислены исследовательские и промышленные центры Британии, где велись работы по созданию бомбы. Последние — это объекты разведывательного интереса. Информация ушла в Москву, и в последующем на десятилетия вперед «все, что вокруг атомной бомбы и ядерного оружия» оказывалось на столе Леонида Квасникова и далее в руках ученых и специалистов.
Справка. На примере с «атомной проблематикой» можно проследить работу НТР советской госбезопасности над широким кругом заданий военно-прикладного значения во время войны и после нее. Можно говорить о «краеугольных камнях» эффективности разведработы, ибо именно в повседневную практическую деятельность идеолог НТР внедрил наступательный характер развед-мастерства — знать, предвидеть, упреждать (во-первых). Причем в основу реализации этого принципа в «делах НТР» был заложен его творческий подход в выборе «целесообразности, как силы, которая превращает возможность в действительность» (Аристотель).
Естественно, опорой в решении конкретных задач НТР стал «инструментарий» разведмастерства — разведчики, агенты, операции (во-вторых). А сведения о занятости атомной проблемой конкретных НИИ и предприятий Британии способствовали решению вопросов проникновения в интересующие центры сосредоточения нужной информации, в частности, «в третьих» по отношению к Англии и США странах (в-третьих).
Опора на указанную триаду — наступательность, «инструментарий», территории — в последующей разведработе НТР была с эффективностью применена Леонидом Квасниковым по таким оборонным операциям: «Воздух» (авиация и ракетостроение), «Радуга» (радиолокационная техника и электроника), «Зелье» (взрывчатые вещества), «Парфюмерия» (ХБО). Такая ситуация сложилась в годы войны и после нее, что именно специфика проведения операции «Энормоз» (атомная бомба) стала своеобразным «локомотивом» всей эффективности НТР и отечественной науки и техники (в среде ученых считалось, что «без атомной бомбы мы были бы второстепенной державой!»).
Вот какого тревожного и упреждающего содержания документ получил Леонид Квасников в штаб-квартире НТР в Москве от лондонского резидента Анатолия Горского (04.10.1941):
«…Сообщаю очень кратко содержание представления 24 сентября 1941 года военному кабинету особо секретного доклада правительственного комитета по разработке способа использования атомного урана для изготовления взрывчатых веществ.
…Даже с учетом веса баллистического механизма урановой бомбы практическая сила ее взрыва будет превышать в 1000 раз силу взрыва обычной бомбы того же веса.
…Следует отметить, что урановая бомба будет иметь двойное действие. Кроме разрушительной взрывной волны огромной силы, образуется наподобие газового облака огромное пространство, насыщенное радиоактивными частицами. Все живое, что попало в сферу действия этих частиц, хотя бы на несколько минут, неизбежно погибнет…»
* * *
В течение последующих военных и послевоенных лет (до января 1943 и после декабря 1945 годов) Леонид Квасников руководил из центра работой нескольких источников ценнейшей «атомной информации» — физиков-атомщиков с позиции лондонской резидентуры. А осуществлял эту работу всю войну его единомышленник, будущий заместитель по линии НТР и продолжатель «дела Квасникова» Владимир Борисович Барковский.
И первая шифровка, и опись посланных почтой документов британского Уранового комитета по сей день сохраняется в архивном оперативном деле «Энормоз» — переписке нашей разведки по проникновению в англо-американский проект «Манхеттен» по созданию атомного оружия. И для молодого разведчика Барковского, и его куратора в Центре Квасникова это было первое соприкосновение с проблемой атомного оружия.
Через некоторое время на столе у Квасникова появилась новая информация от источника-физика на Британских Островах, еще более расширенная. Теперь обобщенные сведения Квасников доложил Лаврентию Берии, члену ГКО (Государственного комитета обороны) и главе НКВД. Но ответ был коротким: «это немецкая дезинформация с целью попытаться отвлечь наши материальные ресурсы…»
Однако информация «по теме» — документальная, достоверная, секретная, причем из нескольких источников, — привела к тому, что Берия в марте 1942 года отправил составленное Квасниковым письмо в адрес главы государства Иосифа Виссарионовича Сталина. В нем сообщалось: атомная бомба — это реальность, и необходимо создать при ГКО орган для руководства такими работами в Союзе.
Правда, это столь важное письмо попало в руки вождя только в конце года. Но главное, что смог сделать Квасников, было достигнуто: информация о возможном появлении на Западе атомного оружия оказалась в поле зрения высшего руководства страны. Так случилось, что благодаря цепочке «источник — резидентура — Центр — глава страны» в конце концов советские ядерные разработки получили государственную поддержку. И теперь нашим ученым не просто стали помогать, но и всячески подгонять (конечно, история появления в «верхах» информации «по теме» на самом деле была еще более сложной, но об этом на следующих страницах рукописи).
Историограф НТР, атомный разведчик Владимир Барковский разобрался, почему Берия «восставал» на первых порах против работы над атомной бомбой в Союзе. Вот как он объяснял этот факт:
«По тем временам я не очень воспринял важность полученной информации. И не я один. Когда эта информация легла на стол Берии, он не придал ей значения. Но согласился отправить на отзыв в крупнейшие научные и исследовательские центры в системе НКВД. То, что потом стали, к сожалению, называть „шарашкой“. Хотя это совершенно не соответствует действительности. Все-таки там были лучшие лаборатории в Союзе…
Кто там написал отзыв, я не знаю. Но в отзыве было сказано, что в принципе создание атомного оружия возможно, и это будет не скоро. Такой отзыв укрепил Берию в неверии в ценности сведений, содержащихся в документах. Документы были положены под сукно…»
Вот почему случилось так, что с большим трудом добытая информация долго в Москве оставалась невостребованной. Вплоть до создания Лаборатории № 2, возглавляемой Игорем Курчатовым, вся эта физическая «заумь» хранилась в разряде дезинформации.
* * *
Казалось бы, кое-что по этой проблеме делалось. Но хотя в канун войны в Союзе появилась Специальная урановая комиссия, ее роль в работе над ядерной проблемой с возможностью создания атомного оружия так и не сказалась. Комиссия была одна на всю страну, которая истекала кровью на фронте. Германская армия подступила к Москве, впереди была Сталинградская битва. А за Уралом в тяжелейших условиях заново создавался военный потенциал страны. Но… но если бы научно-технической разведкой не руководил ее идеолог Квасников?!
В январе 1943 года Леонид Квасников был направлен в Штаты для активизации работы НТР в помощь воюющей Красной Армии и… по атомной бомбе. Все-таки это был особый знак «сверху» — в факт возможности появления на Западе такой бомбы в правительстве все же уверовали. А убедили в этом документы, обосновывающие необходимость и конкретные шаги по началу изучения вопроса целесообразности работы «по теме». Но только почти через год — в декабре 1942 года было принято окончательное решение: в Союзе отечественной атомной бомбе быть!
