Теперь уже менее года оставалось до появления в АН СССР престижной Лаборатории № 2 — кузницы первой отечественной атомной бомбы — и начала разворачивания отечественной атомной промышленности.
Если в Лондоне «по теме» работали десятки источников, то в Штатах в тот момент пытались к этой работе подключить источники в Нью-Йорке, Вашингтоне (нелегальная резидентура «Мера» во главе с разведчиком Ахмеровым) и Сан-Франциско.
«Атомная информация» пошла в Центр широким потоком с обоих берегов Атлантики. Здесь она приводилась в строгую систему, переводилась, снабжалась справками и с 1944–1945 годов стала поступать на стол к идеологу НТР и первопроходцу в «атомных делах» Леониду Квасникову. А затем — из рук в руки — Игорю Курчатову, руководителю отечественного атомного проекта «Уран» Лаборатории № 2 АН СССР.
О цепочке «из рук в руки» вспоминал историограф НТР Владимир Барковский:
«В центре знали об этой информации только руководитель научно-технической разведки тов. Квасников и его доверенные. Отсюда информация поступала к Курчатову — руководителю советских физиков-атомщиков. Курчатов передавал полученную информацию своим сотрудникам. Все это время они думали, что информация поступает из других научно-исследовательских центров. Им ничего не было известно об истинных источниках поступления данных…»
Выход НТР на Игоря Курчатова. Когда по линии разведки ответственным за получение «атомной информации» был назначен Леонид Квасников, он встретился с Игорем Курчатовым, который ему сказал:
— Как мне сообщили из вашей службы, у американцев над атомным проектом работают 200 тысяч человек. У нас только сто ученых и научных сотрудников. Мы оказались в роли догоняющих и очень полагаемся на вашу помощь. Нам необходима любая информация, которая отражала бы уровень проработки различных проблем учеными США и Англии…
А к участию к операции (ее название было известно только разведке) допущено было всего несколько человек: в штаб-квартире разведки — ее начальник Павел Фитин, его заместитель Гайк Овакимян, Леонид Квасников и переводчица с английского языка Е. Потапова (позднее Зоя Зарубина); в нью-йоркской резидентуре — резидент Василий Зарубин, разведчики-атомщики НТР Семен Семенов, Александр Феклисов и Анатолий Яцков; в Лондоне — Анатолий Горский и Владимир Барковский.
И вот тогда-то, чтобы направить работу нью-йоркской резидентуры в нужное русло, туда был командирован в качестве заместителя резидента по линии НТР Леонид Квасников. Он сумел убедить Зарубина в целесообразности обратить серьезное внимание на работу научно-технической разведки.
Историческая справка. Созданная Квасниковым самостоятельная группа имела своего шифровальщика и автономную связь с Москвой. В группу был включен самый опытный разведчик-ученый-инженер Семен Семенов. Удалось добиться, чтобы в резидентурах Лос-Анжелеса, Сан-Франциско и Вашингтона были введены должности помощников резидента по НТР.
Нашей разведкой были охвачены почти все объекты американского атомного проекта «Манхэттен»: чикагская лаборатория («начинка» для бомбы), из которой один из агентов вскоре перебрался на работу в Лос-Аламос; на заводе в Хэнфорде — два ученых-физика; один агент освещал ход строительства атомных предприятий; в самом Лос-Аламосе начал действовать еще один агент «Калибр», который первым сообщил, что там разрабатывают два варианта атомной бомбы — урановой и плутониевой.
К началу 1945 года «атомная агентура» поставляла в Союз исключительно ценную информацию, о которой писал Игорь Курчатов: «…получение данного материала заставляет нас по многим вопросам проблемы пересмотреть свои взгляды и установить три новых для советской атомной физики направления в работе…», «…материал большой ценности… Таблица точных значений сечений деления урана-235 и плутония-239 позволяет надежно определить критические размеры атомной бомбы…», «…получение подробных сведений по магнитному способу выделения урана-235 является крайне желательным…»
…Пожелтевшие страницы оперативного дела «Энормоз» и дел причастных к «атому» источников информации и по сей день хранят на оперативных письмах, шифротелеграммах и справках пометки коллег Квасникова, среди которых выделяются лаконичные и строго конкретные его личные указания.
И еще. Сохранились и оценки, лично составленные главой проекта «Уран» на добытые «гвардейцами Квасникова» сведения, которые предназначались узкому кругу лиц, допущенных к таинственно получаемой информации разведкой госбезопасности из-за рубежа.
Справка. Десятилетиями возникает вопрос в среде ученых-ядерщиков и разведчиков:«… действительно ли именно разведка обратила внимание на возможное военное использование атомной энергии»? А как же Курчатов? Другие наши физики-ядерщики? Обратили внимание — да! Но не создавали, сразу следует оговориться (хотя об этом якобы «противостоянии» в девяностых годах прошлого века много писала пресса, говорило радио и показывали интервью по телевидению…). Никогда профессионалы из числа атомных разведчиков, а также ученый-историограф НТР Барковский, не поддерживали и даже опровергали саму мысль, что атомная бомба появилась только благодаря усилиям разведчиков! Ее создавали ученые и специалисты, а разведка лишь помогала в решении научных и технических задач.
Историограф Барковский в унисон своему руководителю Квасникову разъяснял ситуацию с информацией по атомному оружию в мире и в Союзе следующим образом:
«В СССР, за исключением Игоря Курчатова и тех ученых, никто не помышлял о военном варианте использования атомной энергии. Не думали о таких возможностях и ученые США. Лишь физики, бежавшие из нацистской Германии, знали, какую опасность для человечества представляет ядерное оружие.
Ведь Германия буквально стояла на пороге создания принципиально нового оружия… Многие физики Германии обосновались в то время в Англии. Среди них Макс Борн, Рудольф Пайерлс… Естественно, англичане ухватились за идею создания атомного оружия…»
НТР в преддверии войны
Что происходило в разведке в преддверии Второй мировой войны? В 30-е годы разведка госбезопасности проводила в интересах страны весьма полезную работу по экономическому и научно-техническому («техническому») направлениям.
Степень готовности к работе научно-технической разведки в годы войны была весьма ограниченная. Ей стали придавать особое значение в самый канун нападения Германии на Советский Союз. Да, оценки добываемой информации шли положительные, и работа велась по заданиям Инстанции. Однако даже сама структура в системе госбезопасности и внешней разведки была более чем скромная, хотя само направление было выделено в самостоятельные отделения (8-е — в 1930-м и 10-е — в 1938-м годах). Но тревожил вопрос с кадрами…
Справка. Когда Квасников пришел в отделение в 1938 году, он оказался там «сам четвертый». И вот что он увидел в стенах разведки: «Перед войной разведка была полностью ликвидирована: было много арестов, разгром полный. После моего оформления в отдел разведки я обнаружил трех человек. Все новички…»
