Но чем больше задавала вопросов Юля, тем большим идиотом я себя чувствовал.
— Да, Юля, я ищу то, что будет приносить мне печаль. И так, доложу я вам, действует подавляющее большинство населения нашей страны, и, наверное, мира. За африканские страны, правда, я не ручаюсь.
Боже мой, что я несу!
Юля залпом выпила рюмку:
— Не надо нервничать. Это всего лишь тест. Если вы узнаете о себе что-то новое, я не виновата. Итак. Как вам кажется, в любви есть опыт?
— Нет. Только грабли.
— Вы часто ложились в постель с женщиной, не испытывая к ней никаких чувств, кроме похоти?
Куда она лезет? Какое ее дело?
— Не считал.
— Да или нет?
— Нет…
— Хорошо.
— Да. Откуда я знаю? Я не вел статистику.
Юля подняла на меня глаза. Мне казалось, она смотрит иронично.
— Переходим к следующему вопросу. — Голос у нее стал каким-то железным, металлическим. — Вопрос очень важный. Итак. Как вам кажется, вы любите правильно или нет?
— Что за вопрос? Как можно любить правильно или неправильно?
— Подождите, Пушкин. Я спрашиваю ваше мнение о себе. Я не прошу вас вести философские споры. Я просто спрашиваю вас, как вам кажется: вы любите правильно или нет?
Я задумался. На самом деле это действительно был очень важный вопрос. Наверное, даже самый важный.
Правильно ли я люблю?
Что имеется в виду?
Видимо, есть какие-то правила… Пусть это даже правила моей личной жизни, не важно. Я считаю, что надо любить так-то и так-то… А сам люблю по-другому.
Мне захотелось ответить: «Да нет никаких правил любви, потому и нарушать, собственно говоря, нечего!»
Но Юля по-своему истолковала мое молчание:
— Хорошо. Не отвечайте. Следующий вопрос. У вас есть ощущение, что в любви вы предаете себя?
Это становилось невыносимым. Скучным это все становилось.
Захотелось спать. Сразу, сходу, вдруг.
И тут же сразу все стало раздражать: и этот ресторан с идиотским названием, и вопросы, и Юля…
— У вас есть ощущение, что в любви вы предаете себя? — повторила она.
Я поднялся:
— Спасибо вам, Юля, с вами было очень интересно. Но я пойду.
Юля, казалось, совсем не удивилась:
— Как хотите, — она спокойно долила себе водки и выпила. — У нас осталось еще три вопроса, и я бы могла подвести итоги, то есть сказать, к какому типу мужчин вы относитесь. Впрочем, уже и сейчас я многое могу вам рассказать о вашем отношении к женщинам, к любви. Вам интересно?
«Знаете что, Юля? Я знаю, как я отношусь к любви. Все, что мне нужно про это знать, мне известно. А что не известно, то и ладно.
Вы что думаете, что я вот сейчас что-то такое про себя пойму невероятное и дальше начну жить иначе? Прозрею? Раскаюсь? Одумаюсь и начну новую жизнь?
Нет, дорогая моя. Любовь — море. Прыгнул — плыви. Не прыгнул — стой на берегу, теоретизируй. Вот и все.
Вы, Юля, не вызываете у меня никаких желаний, кроме желания уйти. И это ничем нельзя объяснить, как, впрочем, и все остальные желания в любви.
Желания в любви ничем объяснить нельзя.
Желание уйти — желание остаться; желание обладать — желание убежать; желание молчать — желание говорить; желание видеть — желание исчезнуть; желание прикоснуться — желание отдернуть руку; желание умереть — желание жить…
Ничто, никакое желание в любви (как и в нелюбви) не поддается объяснению.
Потом, оглядываясь, можно сделать выводы. Но, поскольку в любви нет опыта, эти выводы, в сущности, тоже никому не нужны».
Вот это все я мог бы сказать Юле.
Но было лень. И хотелось спать.
Поэтому я сказал только:
— Нет. Не интересно.
Потом бросил на стол пять тысяч и вышел.
На улице начиналось утро.
Это был такой ранний час, когда становится совершенно ясно, почему утро называют «робким».
Раннее утро напоминает юность. Не в каком-то там метафорическом, а в буквальном смысле.
Такими утрами я возвращался домой от Ольги, когда был счастлив.
До раннего утра бродил я, опозоренный Инной.
И потом… И еще…
Утро — единственное время в нашем городе, когда воздух кажется чистым и даже вкусным. И ты вдыхаешь этот прекрасный, как будто иногородний воздух, и кажется тебе, дураку, что все в жизни будет хорошо.
Каждый раз, влюбляясь, я мечтал, чтобы этот раз был последним. Начиная отношения с любой женщиной, я так хотел, чтобы после нее никого больше не было.
Я правда так хотел, искренно.
И опять хочу.
Армия бывших стоит за моей спиной.
Армия бывших стоит за спиной любой женщины, с которой ты начинаешь встречаться.
Ты начинаешь отвечать за всех, кто был у нее до тебя.
А она — за всех, кто был до нее.
Вы оба как бы отходите в сторону, и армии бывших начинают сражения. Вас обоих словно и нет в этом сражении. Бывшие воюют с бывшими.
Я много раз думал об этом. И думаю об этом опять.
«Правильно ли вы любите?» — задала мне Юля идиотский вопрос.
Идиотский? На самом деле это очень хороший вопрос.
Неправильность любви именно в ее непервозданности. Черт бы с ними, с граблями. Это все можно бы и пережить. Печален сам по себе факт: армия бывших — за моей спиной; армия бывших — за ее спиной.
Даже если в этой армии по одному человеку, вы все равно никогда не остаетесь с любимой женщиной наедине.
Даже если она говорит: «Я никогда ни с кем тебя не сравниваю», — она сравнивает все равно.
Даже если она говорит: «Я не помню, как было до тебя», — помнит все равно.
Даже если она говорит: «С тобой совсем не так, как с другими», — это означает только то, что она вспоминает, как было с другими.
Я сел на скамеечку и полез за бумагой. Бумаги не было, конечно. Ручка была, а бумаги не было.
Придется все-таки воспользоваться телефоном — записать в нем.
Ничего не получается —
Не рождается строка.
Тихо сердце разрывается
На кровавых два куска.
А в одном зависло прошлое —
Крутит, ясностью маня.
А в другом струится крошево
Наступающего дня.
И никак не превращается
Это крошево в строку.
Ничего не получается,
Ничего я не могу.
Склейся, склейся, сердце рваное,
Вдруг строка и запоет?
…Сквозь меня глядит желанная —
Видит прошлое свое.
Я давно ничего не мог зарифмовать. Ничего не получалось.
