Мой прекрасный Люк прошел через ад, а я и понятия не имела. Я так отвлеклась, думая об Анне, о ее семье, о чертовых открытках, что не замечала того, что творится под носом. Не видела, как рушится жизнь моего бедного сына.
Я была потрясена, когда он наконец вывалил все. Опять же, какая наивность! Я даже не подозревала, что у них был секс…
– Ты готова, милая? – Тони стоит на пороге комнаты. – Люк внизу.
– Да. Конечно.
В гостиной я снова повторяю Люку то, что говорила столько раз за последние двадцать четыре часа. Что время сожалений и всяких «ах, если бы» прошло и пора смотреть правде в лицо. Напомнила ему, что теперь он не один. Если она захочет родить, мы окажем поддержку. Как семья. Люк не должен чувствовать, что они обязаны жить парой. Или остепениться. Они чересчур юны. Но он должен участвовать в жизни малыша. Оказать поддержку. Принять то, что произошло. А мы поддержим его. Их. Ребенка.
Люк бледен. Тони бледен. Интересно, только одна я думаю, насколько тяжелее сейчас родителям Эмили? Ей шестнадцать…
Мы едем в молчании. Двадцать минут. На последней миле Люк показывает дорогу. То, что мы даже не знаем, где живет его подружка, много говорит о ситуации. Я подвозила его до кинотеатра. Они встречались в городе. Ехали на автобусе.
Интересно, где они занимались сексом…
Эта мысль возвращает меня в поезд. К Саре и тому парню. Как они могли. В туалете поезда. Какая ирония – особенно если вспомнить мою высокомерность…
Я включаю радио, но Люк просит выключить.
– За почтовым ящиком налево. Второй поворот направо. Вон там. Особняк в конце тупика.
Славный дом. Красный кирпич, крыльцо увито растениями. Рамы на окнах свежеокрашены, перед домом безукоризненный садик. Аккуратно постриженная лужайка, клумбы с розами и море садовой герани. Не знаю, почему я так долго все это рассматриваю. Наверное, просто не хочу выходить из машины.
– Ну, готов, сын? – Тони первый открывает дверцу.
Люк пожимает плечами. Я смотрю на него в водительское зеркало и вижу, что мальчик так и не пришел в себя. Он постоянно повторяет, что они предохранялись.
«Мы пользовались презервативом. Я не понимаю».
– Я уже говорила, милый. Что есть, то есть. Мы здесь ради тебя. А теперь пошли.
Родители Эмили представляются, но рук мы друг другу не пожимаем.
Эмили сидит, сжавшись, в широком кресле, прижав к животу подушку, бледная, как Люк.
– Эмили не хотела этой встречи, но мы решили – с учетом их возраста, – что встретиться нужно. – Ребекка словно отрепетировала эту речь.
Я замечаю, что ее муж уперся взглядом в Люка. Могу только представить, что происходит у него в голове.
Он ведь хороший парень, мой Люк. Ну да, он напортачил, но ведь и она тоже. Жаль, что мне не хватает духу сказать ее отцу, чтобы прекратил так пялиться на моего сына.
– Нам нужно определиться, в каком положении сейчас две семьи. И куда мы движемся. – Ребекка глядит на меня.
– Думаю, вы правы. Важно поговорить. И прежде всего хочу сказать: мы безмерно сожалеем, как, наверное, и вы – несомненно, куда больше, – что они очутились в таком положении в столь юном возрасте. – Чувствую на себе взгляд Тони; он чуть склоняет голову – поддерживает меня знаком, прежде чем заговорить.
– Как я понял, они пытались проявлять благоразумие. – Тони поворачивается к отцу Эмили, однако встречает ледяной взгляд.
– Ей шестнадцать.
– Папа, пожалуйста… – Эмили искоса смотрит на все еще бледного Люка, который уставился в пол.
– Что хотелось бы прояснить… – Я обращаюсь к родителям Эмили. – Мы готовы сделать все возможное для поддержки Эмили.
– Эмили отказалась от аборта. Но возможно, она решит отдать ребенка на усыновление.
Меня словно под дых ударили. Наш внук…
Ребекка смотрит дочери в глаза.
– Это мы всё еще обсуждаем. Нужно о многом подумать. Выпускные. Колледж… – Голос Ребекки прерывается, а я чувствую ужасную бурю в животе.
– А не удастся ее отговорить? – Тони пришлось прочистить горло.
– Эмили самой решать. – Теперь Ребекка глядит на своего мужа. – Она, конечно, посоветуется с Люком. Нам же надо определить, чего мы все хотим. С точки зрения поддержки.
– Я уже сказал Эмили, что поддержу ее. – Люк смотрит прямо на Эмили. – Я ей говорил.
– Тебе бы стоило подумать о последствиях до того…
– Папа! Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. – Голос Эмили еле слышен.
– Вы ожидаете услышать от нас что-то еще? Помимо того, что Эмили и Люк получат нашу полную поддержку? – Я чувствую, как сжался от напряжения левый кулак.
– Нет. – Ребекка задирает подбородок. – Я… Просто было необходимо убедиться, что всем понятно, какая сложилась ситуация.
Она встает, намекая нам, что пора уходить. И что вся эта встреча – только проверка, что Люк во всем нам признался.
Я протягиваю Ребекке карточку с моим личным адресом электронной почты.
– Спасибо.
Мы расстаемся в молчании. Рук не пожимаем. Говорить больше не о чем.
Домой едем тоже молча. В свои семнадцать лет Люк станет отцом. Я хочу высказаться, сказать, что выращу внука. Они ни в коем случае не должны отказываться от ребенка. От ребенка Люка…
А когда мы въезжаем на дорожку перед домом, меня поджидает еще один сюрприз. Из почтового ящика торчит новая открытка. На сей раз без конверта. Черная, с яркими буквами.
Сейчас восемь вечера. А значит, тот, кто этим занимается, был у нашего дома.
Я ошарашенно стою у крыльца, представляя, как на этом же самом месте стоял чужой человек, и боюсь представить, что это значит. Для меня и для моей семьи. Понимаю, что должна была с самого начала отправиться в полицию. Рассказать Тони. А еще понимаю, что сегодняшняя ночь – не обо мне, не об Анне и не о том, что значат, а чего не значат эти открытки.
Сегодняшняя ночь – о Люке.
Я слежу…
09:00
Мне нравится, что ее грызут сомнения.
Вот почему мне нравится следить за людьми. Вот почему я должен это делать.
Даже не помню, как все началось. Только знаю, что это важно. Нужно следить, потому что это крайне важно – понять разницу в поведении человека, знающего, что за ним следят, и не знающего о том.
Понимаете, некоторые люди почти не меняются, следят за ними или нет. Однако большинство – совсем иные. Этого не поймешь, пока не последишь продолжительное время.
Иногда – и это тоже важно – многого и не требуется. Люди просто начинают понимать. Выдают себя. Тогда следить становится еще интереснее, потому что они вдруг поворачиваются. К окну. Закрывают ставни или шторы. Включают свет. Проверяют дверь.
