Как только я перестаю думать о цветах, мысли начинают расползаться. Взгляд цепляется за крюк на потолке – на него мы вешали попрыгушку Люка; я вспоминаю, как он качался и улыбался. Такой счастливый… Вчера я старалась утешить его, но не могла подобрать нужных слов. А потом вспоминаю, что уже чуть не стала бабушкой. Слезы. Беззвучные, только сырость на щеках. Я позволяю себе плакать, пока пью кофе – подсоленный слезами, – а потом встряхиваю головой и тяну салфетки из сумочки на прилавке.
Снова включается автопилот. Аккуратно вытираю руки полотенцем у раковины и извлекаю из ящика двустороннюю ленту цвета слоновой кости – дорогая катушка отложена специально для свадеб. Дальше – маленький пакетик жемчужных булавок, с ними нужно поаккуратнее. Вынимаю букет из вазы и своим любимым секатором с красными ручками подравниваю стебли. Затем очень аккуратно накручиваю по спирали ленту вокруг стеблей, отгибаю конец ленты и закрепляю булавками. Держа букет у талии, опять смотрюсь в зеркало, пробегаю кончиками пальцев по ленте – не торчит ли где острие булавки. Великолепно.
Второй букет подружки невесты должен в точности совпадать с первым, чтобы не испортить несоответствием свадебные фотографии. Сколько внимания требуют детали!
Я бросаю взгляд на часы над раковиной и тут слышу… Замираю, хмурясь на немыслимый звук – словно ключ в замке.
С того места в заднем помещении, где я стою, не видно входной двери.
– Люк, это ты?
Больше ключа ни у кого нет.
Я снова замираю, словно неподвижность скроет мое присутствие. И не даст случиться чему-то плохому.
– Люк, ты меня пугаешь. Милый, у тебя все хорошо?
Ответа по-прежнему нет. Я очень тихо тянусь к сумке, достаю мобильник и набираю номер полиции.
– Эй, кто там есть, я звоню в полицию. Слышите?
Новый звук: гремит дверная ручка, затем шаги. Я подхожу к дверному проему и через магазин вижу сияние фар на улице. Машина разворачивается и быстро уезжает.
Стук сердца, мобильник в руке – экстренный звонок наконец прошел; и тут я вижу в окно у самой двери…
– Полиция, пожарные или «Скорая помощь». Какая экстренная служба вам нужна?
Я гляжу на пластмассовый прямоугольник, лежащий за дверью, и в голове проносятся тучи образов. Все совершенно бессмысленные.
– Ох, простите, случайно набрала. – Я выключаю телефон и подхожу к двери. Отпираю, выхожу наружу, подбираю находку и быстро запираюсь изнутри.
Прижимаю руку к груди, словно это поможет унять сердцебиение, держу прямоугольничек в руке и смотрю не отрываясь, как будто он может измениться. Потом набираю номер Люка.
Пять звонков, шесть… Люк отвечает сонным голосом:
– Что, мам? Я спал.
– Ты еще дома?
– Ну да. Конечно.
Бессмыслица. Зачем ему врать? И зачем приезжать сюда и пугать меня?
Я смотрю на кусок пластика в руке, глажу края большим пальцем. Я знаю, что он принадлежит Люку. И пытаюсь понять, что делать дальше.
Глава 26
Отец
Генри следит за мухой на стене. Интересно, зачем полиция задавала вопросы про Сару. Объяснять они не стали.
Он сидит взаперти уже – по ощущениям – долгие часы, и муха сводит его с ума. То она замирает, то срывается в полет – сначала наискосок фута на два, потом резко вверх. Генри щурится, пытаясь понять, чем знакома ему эта сцена, ковыряется в памяти, пока его не озаряет.
Он громко смеется. Норман Бейтс
[5]. Генри снова хохочет, качая головой от абсурдности ситуации, затем принимает решение и встает.
Ну, Норман, давай-ка на этот раз обидим муху.
Вдохновленный собственной решимостью – наконец-то реальный поступок, – Генри оглядывает комнату. Что использовать в качестве оружия? Снять рубашку и стегнуть ею муху? Генри представляет сержанта, пялящегося в глазок на его дрябловатый голый торс, и отказывается от своей идеи. Ремень ему пока не вернули – под предлогом безопасности. Хм… Наконец его осеняет.
Генри снимает левый носок, пробует растянуть. Ткань достаточно эластичная. Хорошо. К счастью, это шерсть с добавлением хлопка, отлично подойдет. Муха делает еще несколько перелетов и присаживается отдохнуть на стене прямо перед Генри.
Он не спеша прицеливается, стараясь не шевелить телом. «Терпение. Терпение. Жди… жди… Огонь!»
Носок ударяется в стену на впечатляющей скорости, однако бьет мимо цели, и муха, жужжа, улетает.
Генри встает, подбирает носок и вновь садится на койку. Его извечная война с мухами… Еще мальчишкой он терпеть не мог смотреть, как мухи достают скотину. Его даже подташнивало, когда он видел, как насекомые вьются вокруг глаз у коров и телят, которые тщетно отмахивались хвостами и прядали ушами.
Мама постоянно причитала по поводу болезней, переносимых мухами. Высоко на стене она развешивала миниатюрные версии промышленных ловушек для насекомых, какие видела на кухнях ресторанов. А отец учил его способам защиты от мух скота. Это было важной частью животноводства – ведь насекомые не просто доставляли неудобства, но вызывали заболевания глаз, приводили к снижению удоев и множеству других проблем. Когда Генри в конце концов принял управление фермой на себя, он смирился с необходимостью закладывать значительную часть годового бюджета на химикаты и инсектицидные ушные бирки.
«Ненавижу мух», – повторяет про себя Генри, оглядывая камеру. Наверняка ее привлечет кошмарный унитаз из нержавейки… И точно – не прошло и нескольких минут, а муха сидит на краю. Генри на мгновение задумывается, скоро ли его отпустят; лишь бы только до того, как ему потребуется по-большому. Страшно даже представить, как надзиратель распахнет дверь в самый разгар такого интимного действа. Как у них положено? Сначала посмотреть в глазок и позволить тебе закончить?
Муха не шевелится. Генри снова натягивает носок, стараясь не делать резких движений. Муха тем временем отправляется в путешествие: сначала внутри унитаза, потом возвращается на ободок – сиденья тут нет – и ползет против часовой стрелки. Наконец замирает, и Генри опять прицеливается.
И на сей раз не просто победа, а настоящий триумф.
– Попал! – Генри кричит громче, чем следовало бы, и вскоре в зарешеченном окошке возникает лицо. Другой надзиратель, помоложе. Новая смена.
– В чем дело?
Генри морщится, осознав цену, которую пришлось заплатить за попадание. Его носок в воде, вместе с мертвой мухой.
– У меня носок в унитазе.
– Какого черта вам потребовалось бросать носок в туалет? Хотели вызвать засор, да?
